– Ну все, пиши, – сказала она и быстро скрылась за дверью.
Внутри все оборвалось «…она не знает… не понимает, я напишу и она приедет, мне здесь нельзя» Головная боль сдавила череп. Я вернулась в палату и села на кровать. Стало невыносимо. Слёзы снова заливали лицо, щёки горели. В палату вошла хлорная нянька и когтистые пальцы снова вцепились в плечо.
– Ах ты, дрянь, нечего сидеть на чужой кровати. У нас на кроватях сидеть нельзя, а то в изолятор пойдёшь.
Она схватила меня за руку и дёрнула, я упала. Костяшки железных пальцев зарылись в волосах, я закричала. Она быстро тряхнула меня, держа за волосы и хлёстко ударила меня по щеке. Вошла воспитатель.
– Истерика, – сказала нянька, поднимая мои вещи.
Мы вошли в палату и она отпустила меня. Я долго ещё чувствовала ее шершавые руки на своей шее. Она толкнула меня к кровати, на которой по-прежнему лежало вонючее серое бельё. Ведьма откинула покрывало и хаотичными движениями стала всё перетряхивать.
– Не пойдёшь в столовую, пока не научишься застилать кровать.
– А ты, – повернулась она к кому-то в самом углу, – скажешь хоть полслова, месяц мыть тебя не буду, сгниёшь заживо.
Она деловито открыла мою сумку и пошарила рукой. Затем подняла пакет со сладостями и заглянула.
– Конфеты с ликёром нельзя, с черносливом тоже, а то загадишь тут всё, а мне отмывать.
Наконец она вышла.
– У нас есть «сладкий стол» – сладости хранить, – воспитатель осматривала содержимое моих вещей.
– Ну ничего, на День Нептуна мороженое дают.
Шум в коридоре, дети вернулись с обеда.
– Через десять минут все должны быть в кроватях, приду проверить. – А ты, что не застилаешь, накажу.
– Я не умею.
– Учись, десять минут, как и всем, иначе уйдёшь в изолятор.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».