Я подумывал даже, что Толясик бог игры, и что он может при желании обыграть все казино Москвы. И я даже знал, наверняка знал, что у Толясика есть внутренний механизм, регулирующий его игру. Когда нужно было уходить, у Толясик начинала подергиваться правая нога – та самая, которую порезали арбековские «звери». Я знал, что сразу же Толясик бросит с десяток кругляшей круперу, с десяток девочкам-шлюхам, прихватит одну из красоток с собой, и мы поедем прочь из казино с нашими деньгами. Во всех крупных казино столицы его хорошо знали и никогда не предъявляли, что он вот выиграл много денег, и что он играет не по-честному – что у него есть схема какая-то тайная. Я в глубине души удивлялся и даже посмеивался над глупыми круперами и хозяевами казино. Если б они знали, с кем связываются! Иногда я и сам побаивался Толясика, но никогда не показывал виду.
Не армяне с таджиками и вагоны алюминия принесли нам миллионы.
На следующий день мы должны были расплатиться с партнером: смотавшись за «обналичкой», я привез деньги в целости и сохранности. Разложил деньги перед Толясиком на столе в его квартире. Вот, убей Бог, до сих пор не могу вспомнить, где же это было – у Толясика было несколько квартир. Толясик, я подумал, станет пересчитывать деньги, но все вышло по-другому. Толясик достал флакончик с прозрачной жидкостью, кисточку и стал по одной или через одну, или сразу по десять штук метить доллары этой кисточкой, предварительно обмакивая кисточку во флакончик. Я принюхался – ничем таким не пахло. Сильно удивился. Но, работая уже долго с Толясиком, привык не показывать виду, что чего-то там не понимаю. Присел рядом и закурил. Толясик скривился, – он не курил и презирал курильщиков, – молча продолжал метить купюры. И я подумал, может Толясик, на самом деле, агент каких-нибудь спецслужб, и я, сам того не подозревая, участвую в какой-то очень опасной почти смертельной игре. Отбросил от себя эти мысли: включил телевизор и стал смотреть все подряд, прыгая по каналам туда-сюда. И заснул так.
Толясик растолкал меня, когда было темно за окном.
Толясик всегда объяснял доступно мне.
– Дурак, вставай, – «дурак» было чем-то вроде кодового слова. Я не обижался, зная, что Толясик груб сам по себе и что называет меня так только лишь по родству, а не чтобы