В 1914 году крестьянин Самарской губернии Бугульминского уезда Байтугановской волости села Чувашский Артем Петрович Симонов был призван в армию, там обучен военному мастерству и отправлен на поля сражений Первой мировой войны. Вскоре, в одном из рукопашных боев, около неизвестной польской деревушки (которая и после битвы не вошла в историю) на берегу Вислы он зарезал штык ножом первого своего врага. Возможно он и до этого успел кого-то убить из винтовки, кто знает, но чтоб вот так, лицом к лицу, первый раз. Это был молодой австрияк или немец, а может даже и серб, подданный Франца Иосифа, отправленный сюда, в неизвестную польскую деревню. Он был очень молод, намного моложе его, двадцатипятилетнего крестьянина из далекого русского Поволжья. На вид ему только только стукнуло восемнадцать, а может и того моложе, кто знает со скольки лет призывают там, в другой стране. Страх и ужас увидел в глазах этого молодого парня Артем Симонов. Возможно этот мальчик тоже самое видел и в его глазах, оба бежали друг на друга со штык ножом, оба что то кричали, обоими овладело чувство самосохранения, жажда к жизни. Но Артем Симонов был сильнее, проворнее, смекалистей чем он, и в короткий миг сражения, когда нужно соображать каждую секунду, русский солдат вышел победителем. Штык нож вошел глубоко в грудь противнику, он застонал, кровь полилась из его что то кричащего до этого рта. Но думать Артему Симонову было некогда, на него набегал другой враг, и вытащив из груди умирающего свой штык нож, он воткнул его в другого. Здесь в бою просыпается вся звериная сущность человека, здесь человек человеку зверь, и самосохранение превыше всего. Но после боя, сидя в окопах на занятой позиции противника, Артем Симонов вспоминал того первого им убитого. Не второго, ни третьего, не следующих убитых им в этом сражении – он их не помнил, потому что в бешенстве и ярости он уже не видел лиц тех, кому приносил смерть. В его глазах был лишь тот мальчишка. Кто он? Кем он был до войны? Такой же крестьянин как он, также возделывающий поля, выращивающий хлеб, ходящий на косьбу? Также как и он познавший всю тягость крестьянской жизни? Живы ли его родители? Если живы, то они не дождутся своего сына, может быть даже их единственного сына. А ждет ли его жена? Жена навряд ли, он был еще слишком молод для этого. Скорее всего у него никогда не было женщины, он не знал женской ласки, не целовал ее сладких губ, не трогал молодую упругую грудь, не узнает как извивается под ним женское тело. И он лишился возможности оставить после себя сына, и его сын никогда не родит ему внука, а внук правнука и так далее до скончания времен. Он не знал чувства простого счастья держать на руках своего ребенка, кровь от крови, плоть от плоти.
И вспомнился Артему Симонову его годовалый сын, именно столько было Илюше, когда он оставил его. Перед ним тут же встал образ его жены, Марии. Они обвенчались за два года до войны. По чувашскому обычаю, жену своему сыну выбрал отец не в своем селе, а в соседнем. Петр Иванович Симонов со сватами и женихом отправился в соседнее село к такому же зажиточному крестьянину как он сам Степану Алексеевичу Ерофееву. Соблюдя все церемонии, договорившись о приданном, выкупе и других вещах, положенных в таком деле, порешили сыграть свадьбу на ильин день.
И вот. Август. Ильин день. В деревне стоял аромат спелых яблок. В телеге, запряженной тройкой гнедых коней сидели жених и невеста. Жених был одет в расшитые рубаху и кафтан, подпоясанный синим кушаком. На ногах новые кожаные сапоги, на руках перчатки и нагайка, на голове меховая шапка с монеткой около лба. Рядом сидела пышногрудая красавица, с голубыми глазами и светлыми длинными волосами. Весь ее свадебный наряд был украшен кольцами, браслетами, шейными и нагрудными и поясными подвесками, на поясе подвешены кошелек и зеркальце. Но особенно красиво был украшены монетами головной убор и лента накидка, накинутая через левое плечо. Тройка несла их по селу в сторону церкви. Монеты на свадебном наряде невесты издавали мелодичный звон. Жених, весь мокрый и липкий от пота, изнывал от жары под меховой шапкой, но был доволен собой, и благодарен будущему тестю за такую невесту. В церкви, счастливый поп, возможно даже более всех в этот день счастливый, ибо до венчания был угощен самогонкой и тоже угощение его ждало и после, обвенчал молодых. После венчания бурное веселое