С тревогой я оставил его одного уже за полночь, положив на тумбочке у кровати листок, на котором написал крупными цифрами номер своего телефона – чтобы звонили в любой момент. В шесть утра я уже снова был в его палате. Он так и не заснул, ему и ночью продолжали делать разные процедуры:
– Я не хотел, чтобы тебе звонили и беспокоили. Да и они хорошо знают свое дело, твои американские специалисты.
Перед операцией зашел Райлз, улыбнулся ему, сказал несколько слов. Я спросил, нельзя ли мне быть с больным до момента, когда ему дадут наркоз, чтобы переводить.
– Конечно, можно, Владимир. Если он сам не против, ты, как доктор, можешь присутствовать во время всей операции.
Гавриил улыбнулся и пожал ему руку:
– Скажи ему, что он мне нравится, что я ему доверяю и желаю успеха, – сказал он.
Десятки лет простоял я у операционного стола, но каждая операция для меня – своего рода священнодействие. Ведь операция даже по форме своей подготовки напоминает религиозную церемонию: как бы ритуальное мытье рук хирургов, переодевание их в стерильные халаты и маски, а когда они подходят к больному, то держат перед собой руки в резиновых перчатках, как будто готовятся колдовать. Да и сама операция – от разреза до зашивания кожи, тоже как колдовство, когда хирурги молча и слаженно манипулируют на кровящих тканях, перевязывают сосуды, отсекают больное, сшивают здоровое.
Я стоял у изголовья Гавриила, переводил и объяснял, что ему делают. Сначала «колдовал» анестезиолог, налаживая вливание жидкостей через вену и вводя катетер в артерию, устанавливая «артериальную линию» на случай необходимости.
– Ну вот, а теперь вы станете засыпать, – сказал он Илизарову.
В его гортань он вставил эластичную трубку, через которую ритмично подавался воздух.
После этого больного уложили в позицию для операции и стали тщательно промывать кожу ног дезинфицирующими средствами. Потом из распылителя покрыли ее слоем бетадайна, раствора йода. Хирург и двое ассистентов накрыли его стерильными простынями, оставив открытыми лишь места для операции.
Чтобы заменить закупоренную артерию, через длинный разрез взяли вену с другой ноги. Райлз объяснил мне:
– Если вена окажется слабой, придется вместо нее поставить искусственную.
Рассмотрев вену, он счел ее недостаточно крепкой.
– Как ты думаешь? – спросил он меня. – По-моему, лучше поставить протез.
Я не имел в этом никакого опыта, но он, очевидно, считал нужным информировать меня о своих действиях.
Теперь ему предстояло главное: вшить концы искусственного сосуда выше и ниже места закупорки, и восстановить через него кровообращение. Нужна точность выбора места вшивания и быстрота действия. Если ток крови восстановится до самой стопы – нога спасена. Если не удастся – не останется другого выбора, кроме ампутации.
Я следил за движениями его рук, как завороженный. Выделив