Но журналист силой разводил ее колени:
– Терпи, дура, сама виновата!
Вот когда Рупику пригодилось умение делать перевязки, полученное во время лечения Жени. Он смывал слипшуюся кровь перекисью водорода, обрабатывал кожу йодом, Валентина вскрикивала, журналист закрывал ей рот ладонью. Наконец Рупик перевязал раны, обмотал бинты вокруг бедер:
– Повязку нельзя снимать три дня. Я оставил щель, чтобы вы могли мочиться. Но садиться вам нельзя – раны опять начнут кровоточить. Надо, чтоб они затянулись.
Она простонала:
– А как же я буду?..
– Мочиться придется стоя.
– Это вам, мужчинам, легко. А мне как же?
– Есть специальный сосуд, чтобы прикладывать к… – он осекся. – За месяц все должно зажить. Самое главное, чтобы не возникла инфекция.
– Может быть инфекция?
– Может. Тогда надо ложиться в больницу.
– В больницу – ни за что! Умру – не лягу. Стыдно очень.
Рассерженный любовник опять прикрикнул:
– Сама виновата, нечего было на раковину задницей лезть.
Она была так слаба, что не обращала внимания на его реплики. Рупик злился на журналиста, но что делать – надо помогать пострадавшей. Они решали, как отвезти ее домой. В машине и в санях нельзя, сидеть она не может. Тогда они решили зажать ее по бокам и повели под локти, почти понесли. Она еле передвигала ноги и шептала:
– Ой, неудобно, если меня увидят с вами.
– Ты скажи, что подвернула ногу, и мы тебе помогаем.
Жила Валентина в двухэтажном кирпичном доме для районных начальников, в двухкомнатной квартире со всеми удобствами. При ней жила дальняя родственница в качестве прислуги. Увидев в дверях толпу, она удивилась и разохалась, но Валентина строго сказала:
– Ты, главное, молчи. Ни слова соседям. Поняла?
Журналист попросил Рупика:
– Ты уж не бросай Валентину. Но мне уезжать надо. А за сломанный умывальник и простыни, да чтобы уборщица молчала, придется расплачиваться. – И попросил Валентину: – Одолжи мне тысячу рублей, уборщице надо рот заткнуть.
Как ни была она слаба, но воскликнула возмущенно:
– За что это я должна тебе деньги давать, а?
– Нечего было задницей на умывальник взгромождаться.
Рупик, как ни был устал и сердит, не мог не улыбнуться.
Деньги она дала и простонала, обращаясь к Рупику:
– Вы меня не бросайте.
На работе Валентина сказала, что подвернула ногу. По вечерам Рупик заходил к ней делать перевязки. Раны заживали, она все еще стеснялась их показывать, но уже не так сильно. А по городку пошел слух: приехал новый доктор и живет с секретарем райкома.
Рупик ничего не знал о сплетнях, ему было не до этого, он погрузился в работу. Из больницы он уходил поздно, вел свои клинические записи, читал учебник, занимался французским. Зачастую ночью его опять вызывали в больницу. Раздавался стук в окно – изба высокая, посланная санитарка стучала палкой.