Подготавливая доклад, Хрущев правильно рассчитал, что это придаст ему больше авторитета. Но старые кремлевские волки боялись, что развенчание Сталина падет тенью и на них. Тогда нашли выход: раскрыть не всю правду, а только часть. Дмитрий Шепилов, помощник Хрущева, переписал доклад комиссии, немного изменив его. В новой редакции XVII съезд и 1934 год не упоминались, а террор начинался только с 1937 года. Это был первый рассказ о том, что делалось за стенами Кремля, но всю вину свалили на трех расстрелянных министров внутренних дел – Ягоду, Ежова и Берию. Но все-таки этот доклад Хрущева был первым официальным рассказом о том, что творилось за стенами Кремля. И прозвучал он как гром.
По окончании доклада раздались жидкие аплодисменты – делегаты растерялись, не знали, как реагировать.
Председательствующий сказал: «Товарищи делегаты, предлагается прений по докладу товарища Хрущева не открывать и вопросов не задавать. ЦК считает, что никаких материалов доклада раскрывать в обсуждениях не рекомендуется. Всем вам будет своевременно разослана на места инструкция, по которой вы должны действовать».
Расходились в глубоком молчании – молчать эти люди были приучены.
Семен Гинзбург вышел с заседания в смятении: с одной стороны, доклад был как бы поворотным пунктом в истории партии и страны, это давало надежду на будущие улучшения; с другой – в нем была рассказана только половина правды. Конечно, он и до этого доклада понимал, что Сталин преступник. И вдобавок знал, как много зверских преступлений Сталин совершил против евреев. Но об этом Хрущев не упомянул ни слова.
Шофер Гинзбурга отыскал его в толпе выходивших делегатов:
– Семен Захарович, машина на улице Грановского. Ближе к Кремлю разрешили стоять только цековским машинам, а все министерские услали.
Гинзбург очнулся от своих мыслей:
– Спасибо, Василий Петрович. Вы поезжайте в гараж и отправляйтесь домой, я пройдусь пешком.
– Холодно ведь, Семен Захарович, кабы не простудиться.
– Ничего, у меня шуба теплая. Вот именно.
– Так на вас ведь не шуба, а пальто демисезонное, холодное.
– Разве? А я и не заметил. Ну, я укутаю шею шарфом. Сегодня мне машина больше не нужна.
Метель все мела и мела. Гинзбург прятал подбородок в кашне и медленно шел домой, в Левшинский переулок за Арбатом. Он думал о том, что поделится этой важной новостью со своим двоюродным братом Павлом Бергом.
А по Москве уже расползались глухие слухи: Хрущев развенчал Сталина. Люди не могли в это поверить.
2. Беседа братьев Семена и Павла
– Ну,