– Нет! – Фиби ещё сильнее рванула свою кудряшку. – Он не выглядит на пятьдесят два! – Она оказалась очень щепетильной во всём, что касалось её папы.
Её мама встретила нас на кухне.
– Я пеку пирог с ежевикой, – сказала миссис Уинтерботтом. – Надеюсь, ты любишь ежевику… или нет? Не страшно, если ты не любишь ежевику, я могу…
– Нет, – возразила я. – Я люблю ежевику. Просто у меня, кажется, иногда бывает аллергия.
– На ежевику? – всполошилась миссис Уинтерботтом.
– Нет, не на ежевику.
Честно говоря, я вообще не страдаю аллергией, но и признаться, что ежевика напоминает мне о маме, я тоже не смогла.
Миссис Уинтерботтом усадила нас с Фиби за кухонный стол и потребовала рассказать, как прошёл день. Фиби рассказала, как миссис Партридж угадала её возраст.
– Она действительно необыкновенная, – добавила я.
– Она вовсе не такая уж необыкновенная, Сэл, – возразила Фиби. – Не думаю, что здесь вообще подходит это слово: необыкновенная.
– Но Фиби, – не сдавалась я, – миссис Партридж слепая.
– Слепая?! – в один голос воскликнули Фиби и её мама.
Позже Фиби спросила у меня:
– Тебе не кажется странным, что совершенно слепая миссис Партридж могла что-то во мне разглядеть, а вот я, хотя и могу видеть, оказалась слепой по отношению к ней? И если уж речь пошла об очень странных делах, миссис Кадавр тоже очень странная.
– Маргарет? – удивилась я.
– Она пугает меня до полусмерти, – призналась Фиби.
– Почему?
– А я что тебе говорю! Во-первых, само её имя: Кадавр. Ты хоть знаешь, что значит это слово?
Ну вообще-то я не знала.
– Это значит мёртвое тело.
– Ты серьёзно?
– Ещё как серьёзно, Сэл! Хочешь – сама проверь по словарю. Тебе известно, на что она живёт, то есть кем она работает?
– Да, – я была рада, что могу ответить. Я была рада знать хотя бы что-то. – Она медсестра.
– Вот оно! – оживилась Фиби. – Ты бы доверилась медсестре, чьё имя означает мёртвое тело? А эти её волосы? Тебе не кажется, что все эти торчащие лохмы – просто жуть? И голос у неё ужасный: как будто ветер шелестит мёртвыми листьями.
В этом и заключалось обаяние Фиби. В её мире просто не было места обычным людям. Они могли быть либо безупречными – как её отец – или, в большинстве своём, психами и маньяками с топором. И она могла убедить меня в чём угодно – а уж про Маргарет Кадавр и подавно. И для меня с того дня волосы Маргарет Кадавр выглядели жутко, а голос звучал в точности как шелест мёртвых листьев. Почему-то мне стало проще иметь дело с Маргарет, когда появились причины её не любить, – а я определённо её не любила!
– Хочешь узнать страшную тайну? – спросила Фиби. (Я хотела.) – Обещай, что никому не скажешь. (Я обещала.) – Может, я лезу не в своё дело, – сказала она. – Но твой папа постоянно туда ходит. Она нравится ему, верно? – Она намотала на палец многострадальную кудряшку, пока рассеянный взгляд