Проблематика войны в гуманитарных науках. Коллектив авторов

на события недавнего прошлого была преобладающей. В Пруссии роль такого непререкаемого авторитета сыграл Карл фон Клаузевиц, один из ключевых авторов, сформировавших современные представления о теории войны. Однако на его точку зрения неизбежно повлиял специфический контекст создания ― в 1812 г. Клаузевиц перешел на русскую службу и хотя был наблюдательным и активным участником событий, но сталкивался с постоянной трудностью понимания другого общества, языковой среды и армейской организации. Ливен сравнивает его с «высококвалифицированным штабным офицером французского движения Сопротивления в Лондоне в 1940–1944 гг.»[152], который мог бы представить интересные дополнения к популярным точкам зрения на Вторую мировую, но едва ли должен претендовать на всеохватное ее описание. Кроме того, для Пруссии наполеоновские войны стали толчком к реставрации национального самосознания, поэтому значительная часть исследований уделяли первостепенное внимание патриотическому подъему в обществе, «Воззванию к моему народу», с которым Фридрих Вильгельм III выступил в 1813 г., и тому подобным обстоятельствам, отводя на второй план гибель Великой армии в России и последующий европейский поход русской армии. Во Франции вслед за самим Наполеоном причины неудачи на востоке видели в сочетании погодных условий и удачных действий казаков – иррегулярных формирований, не имевших аналогов во французской армии, т. е. факторов, которые не могут поставить под вопрос храбрость или профессионализм французов.

      В России были все предпосылки для формирования столь же ангажированного взгляда: А.Х.Бенкендорф, А.А.Аракчеев, М.А.Милорадович и другие участники войны впоследствии заняли ключевые посты в государстве, и современники, такие как Д.П.Бутурлин[153] и А.И.Михайловский-Данилевский[154], должны были соотносить свое изложение событий с их точками зрения. Однако зарождающийся миф о народе и армии, поднявшихся на защиту дома Романовых, оказался расколот событиями 1825 г., когда одна часть героев Отечественной войны (среди которых, например, генерал-майор М.Ф.Орлов, составлявший условия капитуляции Парижа, или генерал-майор С.Г.Волконский) руководила декабрьским восстанием, а другая ― его подавлением и последующим преследованием заговорщиков. Поэтому в качестве общепризнанного установилось представление о войне 1812 г. как об общем напряжении сил армии и народа, которым практически невозможно было руководить, а можно было лишь вдохновить. «Немцы» М.Б.Барклай-де-Толли, П.Х.Витгенштейн и др. противопоставляются «русским» П.И.Багратиону и М.И.Кутузову, лучше почувствовавшим «народную душу». Французская версия событий, отводящая значительную роль в победе морозам и «скифскому» образу войны, не противоречила такому подходу и была принята с воодушевлением. Советская историография в целом разделила этот подход[155], сделав акцент на деятельности партизан и казаков, преуменьшая роль решений Александра I и его администрации, а случаи грабежей и поджогов крестьянами помещичьих усадеб объясняя стремлением освободиться не только от внешнего врага, но и от классового[156].

      Однако