Позже вошел Черкашин и молча принялся устраиваться на ночь.
«Хоть бы словечком обмолвились, – мучился любопытный Говорков, – пошептались бы…» Никто не шептался. Тикали часы, как в мастерской часовщика.
Достаточно намаявшийся за суматошный московский день, Говорков заснул с мыслями о чудесном и опасном творении природы, именуемом женщиной.
V
Аннушка наконец-то разыскала Петра и огорошила его бурными и пока еще маловразумительными упреками. Несправедливые обвинения сыпались на бедного старшину. Досталось каждому дружку по сережке; и мужикам без всякой дифференциации, и курсантикам – фуражечкам на чубчике; попало и старшему начальству.
– Ты отпусти меня, дорогой товарищ, – взмолился обескураженный Архипенко, оглядываясь по сторонам с виноватым видом, – я дежурю на катере. Сюда вот-вот большое начальство пожалует. Оно не любит, когда возле нашего брата разные бабенки вьются.
– Не вьюсь я, бесстыдный ты человек, – возмущенно кипела раздосадованная каменщица, – а начальство-то мне и надо. Нужно оно мне до зарезу. Если сейчас какого-нибудь с золотыми погонами не достану, вплавь пойду на флагманский крейсер.
– Зачем тебе флагман? Меньший никто не тянет?
Петр думал отшутиться и даже подморгнул крючковому, чтобы он удалил вежливенько эту несвоевременно взбаламутившуюся бабенку по крутым ступенькам Графской пристани.
Она правильно поняла намерения крючкового верзилы-парня в наглухо застегнутом бушлате, окропленном бурунно-пенной волной зимнего штормового моря.
– Нет, вы меня отсюда кипятком не вышпарите! Отойди, матрос, пока не поздно. Не стыдно вам с рабочими женщинами воевать? С этой пристани на разгром белых банд уплывал сам герой Гражданской войны Мокроусов, а вы, потомки, так вас за ногу…
Аннушка не могла высказать напрямик свои заботы и потому вводила в заблуждение даже такого дружелюбного и, пожалуй, нужного ей человека, как Петр Архипенко. Она твердила одно – подайте ей члена Военного совета Михайлова. Кто-то надоумил ее, что только адмирал Михайлов сумеет дать правильный ход делу, разберется, примет на себя дальнейшую судьбу обманутой и оскорбленной девушки. Так бы и получилось, окажись на месте появившегося на Графской Черкашина популярный среди севастопольцев адмирал Михайлов.
– Смирно-о-о! – скомандовал Архипенко голосом, оглушившим сердобольную Аннушку.
Она успела отпрянуть, пропуская важно проследовавшего на борт Черкашина, а через какую-то минуту темно-вишневый катер взбурлил винтом и, фыркнув, унесся к корабельному строю, оставив за собой глубоко взрезанный килем след.
– Ах