– Считаете, что я вру?!
– Ну почему же… – и тон голоса такой снисходительный, будто с ребенком разговаривает. – Просто… вам могло показаться. Темно все-таки, да и состояние аффекта.
– Какого еще эффекта?! Я пока еще в своем уме, и с глазами у меня все в порядке!
Почему-то его недоверие показалось оскорбительным и вызвало резкий прилив злости.
– Разумеется, – все тем же тоном отозвался брюнет и двинулся к экипажу. – Пора ехать. Скоро тут станет людно.
Оставшуюся дорогу до дома капитана провели в напряженном молчании. Его откровенно снисходительное отношение и сомнения в моих показаниях вызывали дикое раздражение. Хотелось попросту плюнуть на все и вопреки здравому смыслу отправиться в родную Общину, лишь бы не видеть этой перекошенной недовольством физиономии напротив.
Я откинула шторку и попыталась переключить свое внимание на проплывающий за окном сонный город. Кое-где на улице уже встречались редкие прохожие, спешащие по своим делам, кутающиеся в толстенные тулупы и шерстяные шарфы. Дворники мели дорожки и счищали налипший снег с крылец богатых домов. Долбили лопатами ледяную корку или же присыпали скользкие места песком. Город постепенно пробуждался ото сна, оживал. Печные трубы весело пыхтели, густой дым валил ввысь и растворялся в белом, по-зимнему прозрачном небе.
– Я бы не советовал, – вдруг оторвал от созерцания сухой голос моего спутника. – Вас могут заметить.
Вот ведь…
Пришлось задернуть шторку и, поджав губы, уставиться на багровые угли, тлеющие в жаровне.
И шагу ведь не даст в сторону ступить. Тиран хренов! Бывают же такие… И как-то уже слабо верится, что мы найдем общий язык. Скорее так и будем играть в молчанку, что сейчас, что оставшиеся две недели. Не помереть бы со скуки…
Из-под ресниц покосилась на своего спутника. Тот, вальяжно развалившись на сиденье, скрестил руки на груди и глаза даже прикрыл. Никак решил подремать? Интересно, долго еще ехать?
И, будто в ответ на мои мысли, экипаж начал замедляться, а через десяток метров и вовсе остановился.
Рейнар резко ожил и, отворив дверцу, возвестил:
– Приехали.
Дом был огромен. Темная махина на фоне прозрачного светлого неба и засыпанных снегом дорожек. Вместо забора – плотная каменная стена и кованые ворота, покрытые изморозью. А за воротами виден полудикий сад и одинокое кривое деревце, будто скрючившееся на морозе.
Айна, первая выскочившая из повозки, метнулась к воротам, пролезла под кованой оградой и побежала по узкой тропинке к крыльцу. Уселась на верхнюю ступеньку, нетерпеливо молотя хвостом по земле.
Рейнар распахнул передо мной створку, скрипнувшую проржавевшими петлями, и пропустил вперед. Мне пришлось подобрать юбки и полы пальто, дабы ненароком не увязнуть в сугробах утонувшего в снегу сада, – слишком узкой оказалась протоптанная дорожка, и она уж точно не была рассчитана на пышное женское платье.
Пока пробиралась к дому, с интересом рассматривала