– И носит же таких земля! Монашка! Отравила парню всю жизнь и ходит, как ни в чем не бывало. Думает, если поменяла свою фамилию Воронина на благородную, то в лебедя превратилась!
Каждая спешила мне язвительно намекнуть на то, о чем я и сама знала: отомстить он хотел своей легкомысленной девушке, кокетничавшей направо и налево, изводившей поклонника своей непредсказуемостью и непостоянством.
Поначалу мы с Даней никак не могли привыкнуть к нашему новому состоянию, даже спали порознь. И хотя первый детский, щенячий восторг от нашей авантюры прошел, а наступившие будни оглушили осознанием непростительной ошибки, к всеобщему удивлению, мы так и не развелись. Пока каждый жил сам по себе, все было неплохо, я ни о чем не сожалела. Разве можно сожалеть об унижениях, от которых удалось наконец сбежать? А он если и сожалел, то не очень, потому как его свободы я не ограничивала, хоть и ревновала постоянно, ну не без причин, конечно.
С течением времени и появлением Владика Даниил сильно изменился: стал внимательнее, стал больше времени проводить дома и чаще приставать с нежностями, требуя, чтобы я платила ему тем же самым. Готовлю, бывало, на кухне ужин, а он рядом вертится и все мешает, в шею целует, с объятиями лезет, лапушкой называет. Казалось бы, живи и радуйся, но случилось невероятное: ощутив себя желанной, добившись того, о чем и мечтать не смела, я вдруг заскучала и замкнулась, и хотя продолжала играть роль преданной и любящей супруги, роль эта давалась мне все тяжелее. Нет, не стерпелось, не слюбилось. Видит Бог, я старалась, как могла: заботилась о нем, долг супружеский исполняла безотказно, дом содержала в порядке. Сыном занималась с особенным рвением: в секции спортивные его водила, в театры, в бассейн. Я смотрела на себя со стороны и видела образцовую мать и жену и недоумевала, почему Даня взрывался приступами ярости с запоями и провокациями скандалов, от которых я ощущала не то что страх, но самый настоящий животный ужас?
Да, зеркало в салоне красоты слишком откровенно. Лучше бы и вовсе не смотреться, не видеть контраста между собой и мастером-стилистом, хорошенькой девушкой, тоненькой, стройной, с густой ухоженной шевелюрой длинных пепельно-русых волос. Юная фея колдует надо мной, расческой приподнимая корни мокрых волос, состригая прядь за прядью, поглядывает на мое нахмуренное лицо.
– У вас всегда были такие тонкие волосы? – спрашивает она, стоя за моей спиной и глядя на мое унылое отражение. Я не отвечаю на этот глупый вопрос, так и сижу, надувшись, поглощенная своими мыслями. Какая разница, всегда или нет, все равно она не поверит, что у сидящей перед ней клиентки когда-то была копна таких же, как у нее, густых и длинных, каштановых волос, к тому же вьющихся, как у женщин на картинах Боттичелли.
Нет чтобы молча делать свое дело, так она постоянно втягивает меня в