5.55
Вперед, по просторному Невскому! Огни реклам и вывесок устало перемигиваются друг с другом и со своим отражением в мокром асфальте. Стройная панорама все время меняется, дразнит своей неуловимостью и неожиданностью. Словно надменный чужестранец, раскрывает свои портики-объятия Казанский собор. Аничков мост с застывшими в бронзе покоренными конями сам несется ей навстречу. Зеленая стрелка светофора приглашает повернуть на Марата. Здесь, возле высоких арочных проемов входа в метро, ожидая открытия, толпится народ. Чего им не спится, куда собрались в такую рань? Здесь же толстая, но расторопная тетка с тележкой развернула торговлю мимозой. Не купить ли себе веточку? Нет, не получится: впереди по курсу – голосующая фигура немолодого мужчины в камуфляже и с рюкзаком. По всему видно, бывший военный на дачу собрался, на вокзал торопится, скорее всего на Финляндский. До Финляндского не близко, но если он боится опоздать на электричку, то торговаться не будет. Взять? Эх, не успела! Откуда-то с левого ряда выскочил кособокий, с разномастным кузовом, «жигуленок», и сначала мужичок, потом и его объемный рюкзак исчезли в его видавших виды, потрепанных недрах. Подождав, когда несколько раз хлопнувшая дверца наконец закрылась, Лена тронулась дальше.
Впереди на Марата – еще один, бомжеватого вида голосующий. Таращась на дорогу и тщетно пытаясь сохранить равновесие, кидается на капот каждой встречной машины, включая высокомерный «мусоровоз» с проблесковыми оранжево-синими маячками. Гаишно-ментовской «форд» брезгливо объезжает пьяного, Лена следует за «фордом» «шаг в шаг», ну и приотстает чуть-чуть, иначе, не дай бог, поравняется с ним, встретится взглядом, тогда уж точно к ней привяжутся, документы начнут проверять, багажник шерстить. Наверное, стоит остановиться и купить мимозу. Восьмое марта, а она без цветов! Однако хватит ли денег? Стоило ей подумать о цветах, как в голове щелкнуло и спрятавшаяся, мучившая ее мысль выскочила на поверхность. Скотч, купленный на заправке!
Притормозила за остановкой, под фонарем, вынула маникюрные ножнички. Минута – и темно-красная пятисотрублевая бумажка снова похрустывает, как новенькая! А согнем-ка мы ее пополам, да не ровно, а рядом со швом. Уголки, опять же, помнем, чтобы глянцевость фальшивую скрыть. Наконец, вышла из машины, с трудом расправляя затекшие суставы, вдохнула полной грудью. Очки снимать не стала, для солидности. То дело, на которое она идет, требует располагающей внешности.
Потеплело на улице, но колючая, ветреная сырость, пробравшаяся под куртку, пробежала по телу ознобом. Шаги, глухо шлепающие по мокрому асфальту, звучали с отставанием, словно не ее, а ее двойника, спешащего за спиной. Вот уже мерещится, что кто-то дышит в затылок. Нет, оглядываться не стоит. Мало ли… Вдруг обернется и увидит призрак. Петербург – он кишит призраками, нужно просто уметь их разглядеть. Нет, она не боится Раскольникова с топором, который может потребовать всю ее наличность, включая фальшивую пятисотку, или, например, Распутина с развевающимися сальными космами и безумным взглядом, тень которого, быть может, до сих пор