– Это объясняет, – заговорил Гоблин, – почему все до усрачки пугаются Госпожи, когда она появляется в наряде Кины. Если только они вправду верят, что Госпожа превратилась в эту богиню.
– Я считаю, мы должны выяснить об этой Кине все, что можно.
– Хлипковат твой план, Мурген. Как мы выясним? Ведь никто не желает говорить.
Да. Самые дерзкие из таглиосцев только что в обморок не падали, если я слишком настойчиво выспрашивал. Очевидно, они боялись не только своей богини, но и меня.
Потом явился Одноглазый с согревающей душу новостью:
– Тенекрут каждую ночь тайком уводит солдат за холмы – надеется, что в темноте мы не заметим перемещений.
– Может, он и вправду снимает осаду?
– Все его войска идут на север. То есть не домой.
Возможно, так оно и есть. Хотя уверенность Одноглазого еще не означает его правоту. Это же Одноглазый.
Посему я поблагодарил его и отослал по какой-то мелкой надобности, а сам разыскал Гоблина и спросил, что тот обо всем этом думает.
Коротышка вроде как удивился моим сомнениям:
– Одноглазый что, запинался?
– Нет. Но это же Одноглазый…
Гоблин не удержался от самодовольной лягушачьей улыбки.
Я счел, что для всех будет лучше, если Могаба останется в неведении. Но слухи доходили и до него.
Население Дежагора было расколото на множество фракций; лишь необходимость обороняться от внешнего врага удерживала их от грызни. Сильнейшую фракцию возглавлял Могаба. К самой многочисленной относились джайкури. Самой малочисленной являлись мы, Старая Команда. Наша сила заключалась в нашей правоте.
Еще были нюень бао. Так и оставшиеся загадкой для всех.
43
Семейство Кы Дама ютилось в темной, грязной, дымной, вонючей норе, пока эти «хоромы» не затопила вода. Говорят, власть дает преимущества, но к Глашатаю это явно не относилось. Есть где от дождя укрыться, и на том спасибо богам.
Небось, у себя на родном болоте он и этого не имел.
Кы Дам участвовал в оживленной беседе с толпой потомков, и гомон стих, лишь когда появился гость. Конечно же, дети присмирели совсем ненадолго.
Вечерами Кы Дам приглашал меня побеседовать о делах мирских. Мы садились друг против друга, его прекрасная внучка подавала чай, а детишки быстро избавлялись от благоговейного страха передо мной и продолжали резвиться. Мы с хозяином дома обменивались сведениями о друзьях и врагах, а мучимый лихорадкой человек все стонал в своем темном углу.
Мне это не нравилось. Он явно был обречен, однако смерть не спешила его забрать. После каждого вскрика красавица отправлялась к хворому. У меня сердце болело от жалости – так измучена она была.
Наконец, не выдержав, я сказал что-то сочувственное – подобного рода фразы бросаешь не подумав. Жена Кы Дама, которую звали Хонь Трэй, оторвала от своей чашки изумленный взгляд и шепнула мужу три слова.
Старик