– Нет, – отрезала я. – Моя матушка уехала давно, далеко и надолго. У меня нет никакого жениха. Зачем вы пускали сюда Ербина?
– Он очень просил, – сказал второй. – Мы же не знали…
– Сколько он вам платил? – спросила я наугад и поняла, что попала в точку.
Второй охранник заерзал, нервно оглядываясь по сторонам, не слышит ли кто. Первый проникновенно сказал:
– Мы больше не пустим. Ну, мы правда думали, он ваш жених. Только вы директору не того…
– Не скажу, – пообещала я. Надо было давным-давно гнать Ербина взашей, пусть это и противоречит моим обязанностям. Каждого, кто принесет маго-штучки, мы должны были принять, выслушать и осмотреть принесенное, дабы не сгинул ни один ценный экспонат.
По мне, пусть бы сгинул, лишь бы не выслушивать ежедневно кучу идиотов.
Я развернулась и пошла в кабинет к Банкину.
– Что вам, Мирохарда? – недовольно сказал он, пряча какие-то бумаги в ящик стола. – Я вас не вызывал.
– У меня просьба и предложение, – бодро сказала я, перехватывая инициативу.
– О борьбе с опозданиями?
– Не совсем, но…
Начальник открыл было рот, однако сказать ничего не успел.
Переговорник на столе заискрился, запереливался всеми цветами радуги, вслед за чем раздалась бодрая мелодия.
– Да! – рявкнул начальник, потирая прибор.
– Я бы хотела поговорить с Мирочкой, – заявил мамин голос.
Я закрыла глаза и мысленно застонала.
Мамины вызовы на музейный переговорник одно время входили в тройку самых обсуждаемых на службе тем (первые две, когда мы откроемся и повысят ли в ближайшие полгода зарплату, были актуальными, но не столь многовариантными). Конечно, в архиве, где составлялась опись экспонатов и их сортировка, я большей частью находилась одна. Но порой туда забредали посетители, а иногда заявлялся Банкин. Перебивать маму, сватавшую дочурке очередного идеального жениха, – дело безнадежное, и я была вынуждена терпеть ее монологи под ухмылками посторонних или гневным взглядом начальства. В конце концов, начальство стукнуло кулаком по столу и забрало у меня казенный аппарат. После чего имело несколько разговоров с мамой, требующей немедленно позвать ее драгоценное дитя, иначе она решит, что доченьку сгноили в подвалах музея, где, по слухам, все еще хранились пыточные инструменты времен безмагии.
Мист Банкин-тонс пригрозил лишить меня премиальных, и я решилась. Вызвала на дом настройщика переговорной компании «Маг Улия» и установила-таки вожделенный аппарат. Правда, стоимость переговорника равнялась двухсот восьмидесяти шести фрарам, а это чуть больше моей полугодовой премии. Которой меня, впрочем, и так лишили.
– Желаю радоваться, – мрачно сказал начальник. – Простите, у нас совещание.
– Ваши совещания длятся по три часа, – отрезала мама. – А мне надо сказать Мирочке всего пару слов.
Банкин помрачнел еще больше