Да, действительно, медитация требует энергии и дисциплины, дабы суметь слиться с ней. Но тогда точнее было бы сказать «Я не справлюсь с медитацией», вместо того чтобы говорить «Я не могу медитировать»? Любой может сесть и понаблюдать за своим дыханием или сознанием. И вам даже сидеть не надо, вы могли бы делать это на ходу, стоя, лежа, стоя на одной ноге, во время бега или принимая ванну. Но чтобы оставаться в этом состоянии в течение хотя бы пяти минут, нужны внутренняя дисциплина и твердое намерение. Чтобы сделать медитацию частью вашей повседневной жизни, нужна уверенность в ее необходимости. Таким образом, когда люди говорят, что не могут медитировать, на самом деле они подразумевают, что не будут выделять на это время или что, когда они пытаются заняться медитацией, им не нравится то, что при этом происходит. Это не то, чего они ищут, на что надеются. Это не соответствует их ожиданиям. Возможно, им стоит попробовать еще, на сей раз отбросив свои ожидания и только наблюдая.
Восхваление недеяния
Если вы сядете, чтобы медитировать, пусть даже на одно мгновение, то это будет время недеяния. Очень важно не думать, что недеяние – это синоним ничегонеделания. Нет ничего более отличающегося. Здесь важную роль играют осознание и намерение. По сути, это ключевые понятия.
На первый взгляд кажется, что существует два вида недеяния, одно – когда не выполняется никакой видимой работы, и другое – то, что мы можем назвать деянием без усилий. Правда, в конечном счете мы приходим к выводу, что это – одно и то же. Самым важным здесь является внутренний опыт. То, что мы часто называем «формальная медитация», включает целеустремленное выделение времени для того, чтобы приостановить любую деятельность и взращивать покой, занимаясь только своим полным присутствием в каждом конкретном моменте. Ничего не делать. Возможно, подобные моменты недеяния – величайший дар, который можно сделать самому себе.
Торо часто по многу часов сидел на пороге своей хижины и просто смотрел, просто слушал, как солнце движется по небу, как мелькают перед глазами свет и тени.
Бывало, что я не мог пожертвовать прелестью мгновения ради какой бы то ни было работы – умственной или физической. Я люблю оставлять широкие поля на страницах моей жизни. Иногда, летом, после обычного купания, я с восхода до полудня просиживал у своего залитого солнцем порога, среди сосен, орешника и сумаха, в блаженной задумчивости, в ничем не нарушаемом одиночестве и тишине, а птицы пели вокруг или бесшумно пролетали через мою хижину, пока солнце, заглянув в западное окно, или отдаленный стук колес на дороге не напоминали мне, сколько прошло времени. В такие часы я рос, как растет по ночам кукуруза, и они были полезнее любой физической работы. Эти часы нельзя вычесть из моей жизни, напротив, они были мне