Геннадий Сергеевич: – И, собственно, благосостояние нашего города, мягко говоря, запаршивлено. Экологических заповедников и парков у нас, как видите, в избытке, – с насмешкой заливается в кашле, – на каждом шагу. Во всех дворах так и дышится зловонием радости и чистоты. В меньших городах нашей области такое безобразие встречается реже.
– Реже, думаете? Никогда не спрашивал об этом знакомых из других городов. Да, люблю, когда город чистый: рука не поднимется выбросить банку какую, либо бумажку. А когда миллионы людей загаживают все вокруг – твое геройство не даст результатов. Да, светлый город, чистые гладкие улицы. Уверен, что улыбка с лица людей не сходила бы. Улица стала бы как дом – уютной, желанной и теплой.
В это мгновение на свободном стуле в аудитории рядом с героем появляется Рудольф.
– Рудольф, ты?
Рудольф: – Нет, Папа Римский! – потирает шею, будто только проснулся.
– Ты сдурел, что ли? Что ты здесь делаешь?
Рудольф: – Я? Что ты здесь делаешь? Сидя на лекции, а? В облаках витаешь? Молодец! У этого педагога можно.
– А почему именно у него можно?
Рудольф: – Он достойный человек. Мы с ним тоже хорошие приятели. У него очень сердечные и светлые мечты.
– Нормальный человек, мне нравится многое из его слов.
Рудольф: – Знаешь, а мне его жалко. Нет, честно, очень жалко. Понимаешь, я знаю… Нет, я уверенно знаю, что у него был бы сейчас весьма широкий круг общения, очень большой… Но запорол… Запорол он его, понимаешь? Примерно в твоем возрасте…
– Рудик, ты уже довольно часто вот так появляешься передо мной, и мне уже кажется, что я схожу с ума. Кто ты такой – мое воображение? Кто – ответь, наконец! Или же оставь меня в покое.
Геннадий Сергеевич: – Дим, ну ты еще не наболтался со своим другом там, а?
В аудитории возникает озадаченная тишина: кто-то