Глава 2
Утро выдалось погожее, солнечное. Лодки с вечера оставили на берегу, у кромки воды. Теперь они отстояли от воды метра на полтора-два. Бечевник еще темнел не просохшей полосой.
«Вода падает, – подумал Нюкжин. – Пока лагерь на косе это не плохо».
Правый берег светился на солнце сердоликовым ониксом. Выгребая против течения Андрей подвел лодку к заветному обрыву. В нижней части обнажения щебенка еще хранила серый цвет материнской породы, но мелкозем уже имел яркий красновато-малиновый оттенок. В верхней части преобладали глины кирпично-красные и ярко зеленые. Их перекрывали пески серо-желтые, белесые.
– Красные глины – собственно химическая кора выветривания. Выше располагаются продукты ее переотложения и речные наносы – консерванты. Внизу – зона дезинтеграции…
У обнажения
Нюкжин не столько объяснял Андрею, сколько сам для себя формулировал основные черты разреза. Находки кор выветривания в пределах Колымской низменности до сих пор еще не были известны.
Но обнажение оказалось сложнее, чем выглядело из лагеря. Он попросил Светлану:
– Зарисуйте, пожалуйста.
Донимало комарье. Прикрытая берегом от речного ветерка оно чувствовало себя вольготно. Руки зудели, чесались нос и шея. Нюкжин описывал породы, зарисовывал отдельные формы слоистости, показывал Андрею где и как отобрать образцы. Порой он говорил сам с собой. Андрей даже переспросил однажды:
– Вы что-то сказали?
– Это я с корой перешептываюсь, – пошутил Нюкжин.
– С корой?
– Ну да! Я ее спрашиваю: «Ты откуда?» А она шепчет: «Видишь?.. После бурной вулканической деятельности наступила эпоха длительного покоя. Меня жгло тропическое солнце, обмывали тропические ливни. Мой цвет от минералов железа, алюминия, титана…»
– Здорово она шепчет, – сказал Андрей. – Целый путеводитель вглубь веков.
– И в подземные кладовые… – Нюкжин отошел от обрыва, рассматривая, не пропустил ли чего? – Кажется успели.
Но если бы потребовалось оценить испытанное им удовлетворение, то измерять его пришлось бы не эталонами времени, а превосходными степенями радости. Еще вчера он смотрел на это пестрое экзотическое обнажение, как нечто загадочное, а сегодня оно открылось ему, как Сезам Али-Бабе из «Тысячи и одной ночи».
Светлана протянула ему рисунок.
– Хорошо?
– Более чем…
И замер. До слуха донесся стрекот мотора.
Прислушался и Андрей.
– Вертолет? – настороженно спросил он.
– Вертолет!
Они побежали к лодке. Андрей сунул рюкзак с пробами под сиденье и сразу взялся за весла. Как всегда задержалась Светлана.
– Скорей!
На стрежне их понесло и Андрей так налег на весла, что Нюкжину