***
Джеки Чан, которому в течение, по крайней мере, тридцати лет (в последнее время тема всё-таки не поднимается так настойчиво) приходилось отвечать на одни и те же вопросы, сводящиеся к похожести или непохожести на Брюса Ли, сохраняет неизменную позицию: он всегда будет уважать этого человека, но никогда не будет стремиться быть на него похожим.
Джеки Чан – совершенно иной, чем Ли, характер и иной режиссёр своей публичной жизни. Конечно, он строит отношения с миром, также как Ли, по максимуму. Но он хочет от общества, прежде всего, любви и отнюдь не берёт на себя роль учителя. Бывает, конечно. Но всё рано или поздно обращается в шутку, в тот стиль и род взаимоотношений, когда ты чувствуешь, что перед тобой – вполне равный тебе человек. Он может с детской непосредственностью обратиться к своему коллеге на съёмочной площадке: «Старший братец!», может легко оказаться в центре внимания группы совсем юных девушек и молодых людей на тех же съёмках, которые, как бы ни были тяжелы, становятся лёгкими и интересными благодаря его присутствию. Всё это действительно есть в его натуре. Он – равный среди людей, он друг, с которым можно запросто поговорить. В то же время он – лучший. Ему очень важно сохранить это мнение о себе. Он подчёркивает это в интервью, в своих рассказах о событиях своей жизни, простодушно, с детской непосредственностью. И с детским упрямством («А я сделаю!») идёт на съемочную площадку и ставит очередную драку без применения компьютера, драку, которой действительно трудно найти равную и сегодня – и по динамичности, и по сюжетному развитию.
Сравнивать их, конечно, неправомерно. Сама идея сравнения – поверхностна и принадлежит журналистам, которым необходимо что-то сотворить и как-то на этом заработать. В силу определённых обстоятельств своей жизни, в ранней молодости Чан не впитал в себя того, что удалось уже в юном возрасте узнать, понять, пропустить через себя Ли. Китайская культура, философия, в той степени, в которой они были ценны для Ли, для Чана долгое время оставались вообще вопросом неизвестным и закрытым. Он не осознавал и не мог осознать для себя потребность поиска своего пути на внутреннем уровне, так как вынужден был постоянно совершенствоваться в основном в техническом отношении и в замкнутом пространстве Академии, а когда подошло время выступлений на сцене, в спектаклях Китайской оперы – в средствах выразительности. Он не мог, во всяком случае, в начале своей карьеры, осмыслить боевое искусство как средство нравственного роста. Не только внешние условия не способствовали этому, но и характер. И, тем не менее, он тоже нашёл себя. Предметом его внимания явились стили животных в кунг-фу: стиль змеи, тигра, обезьяны, журавля. Актёрская природа подсказала ему, что эти стили не просто можно развивать, но они