У Федулова действительно завалялась партия китайского чая и он на самом деле подумывал, как бы ее пристроить получше, но время подвигалось к весне, к распутице, и желающих в такую пору отправляться к черту на рога не находилось. А продавать чай на месте Федулов тоже не хотел. Слишком уж любил Парфён Лаврыч пятидесятипроцентные барыши. И когда Зыков упомянул про «орду», он сразу прикинул выгоды такого предприятия, тут же решив воспользоваться услугами сотниковца и послать партию залежалого чая алтайским инородцам. Но виду подавать Федулов не хотел.
– Ты это о чем, Маркел Ипатич? – сделал он большие глаза.
– Дык, ваше почтение, ежели чё, я завсегда, лошаденки-т не перевелись, под какой-никакой товаришко-т саней пятнадцать наскребу.
– А-а-а… так ты об извозе, – словно только сию секунду дошло до него, о чем идет речь, протянул Федулов.
Зыков кивнул, а Федулов посмотрел на него с прищуром:
– Никак в нужду впал? Одумайся, Маркел Ипатич, какой сейчас извоз? Весна на дворе!.. Извиняй, но сам знаешь, до Рождества я обозы снаряжаю… Даже если б что и было, поздно. Обернуться никак не успеют.
– Шустрые у меня лошаденки, да и возчики не из последних. Вам ли, Парфён Лаврыч, не знать… Обернутся. Да и тает на Чуйском тракте поздненько.
– Ты не подумай, Маркел Ипатич. Я бы всегда в твое положение вникнул, да нет у меня сейчас надобности. Где я товар возьму? Всё в деле, не обессудь.
Зыков, понимая, что хитрый купец недоговаривает, поморщился, даже почесал бороду, словно раздумывая, потом махнул рукой:
– Эх-ма! Берусь по грошу за версту с кажных саней! Соглашайся, Парфён Лаврыч, энто ж полцены! Прямая выгода!
– Выгода-то она, как Бог даст, – сокрушенно вздохнул Федулов. – Торговля-то, сам знаешь, со всячинкой, того и гляди подкуют. Около вашего брата ходи да оглядывайся.
– Соглашайся, Парфён Лаврыч, а? – задорно подстегнул его Зыков.
– Ты не гони, не гони, дай одуматься… – движением ладони остановил его Федулов. – Никак в толк не возьму, тебе-то какая выгода? А потому опасаюсь. Объяснишь, будем разговор дальше вести…
По лицу Зыкова пробежала тень, и он, сделав над собой усилие, неохотно проговорил:
– Сыны мои втюхались… Надоть их на время подале услать…
– Вот это разговор! – просиял купец. – Поди, девок обрюхатили жеребцы твои? Ну да Бог им судья. Когда ты ехать желаешь?
– Так можно и завтра, – с готовностью отозвался Зыков, облегченно вздохнув.
– Завтра так завтра. Пускай парни с утра пораньше к моим складам прямиком и едут, я распоряжусь насчет товара. А чтобы обратно не зря идти, пущай к староверу Момонову завернут, это рядом с Онгудаем, у него еще медок должен остаться.
– Сколько саней-то снаряжать, Парфён Лаврыч? – довольный, что решил сразу два дела: и сыновей подальше от пристава отправил, и хоть небольшую, но все-таки прибыль поимел, спросил Зыков.
– Саней? – задумчиво почесал затылок Федулов. – Да десятка хватит.
Уже