Для того, чтобы воображаемый объект (например, «душа народа» в дискурсе апартеида или «дух народа» в дискурсе украинских органических интеллектуалов) мог приобрести статус реального, необходимо, по мнению Норваль, сформировать социальное единство: ведь политическое воображаемое – это «невозможное, которое стало реальным».[78] В дискурсе украинских интеллектуалов таким проектом политической трансформации невозможного или воображаемого объекта («духа народа») в статус реального «как поверхности вписывания для упорядочивания уже всех социальных отношений»[79] стали радикальные требования национальной независимости и политического сепаратизма, выдвинутые после революции 1917.[80] Ресигнификация украинского национального мифа в дискурсивный аппарат национального воображаемого знаменует начало этапа нового – «воинственного» и «деятельного», в терминах Донцова, украинского национализма, способного средствами политической борьбы и вооруженного насилия решить задачу создания независимого украинского нации-государства.
Структурно украинское национальное воображаемое оформляется как гетерогенное сочетание политических требований дислоцированного населения наиболее угнетенных социальных групп обеих империй, а именно артикуляции одновременно 1) классового и 2) этнического антагонизма. В отличие от представителей дореволюционного этапа украинского национализма, таких как Драгоманов, отвергавших «темный», «простонародный» национализм украинского народа и требовавших просвещенного, «окультуренного» «украинства»,[81] идеологи его постреволюционного этапа, такие как А. Крымский, выдвигают противоположный тезис – «демократичное, мужицкое – значит, украинское»[82] и утверждают, что «социализм и национализм, создавая определенный вполне здоровый гибрид, выступают как инструмент формирования модерной нации».[83]
Призыв украинского национализма нового типа – «Укреплять волю нации к жизни, к власти, к экспансии» (Д.Донцов)[84] был услышан. В результате в ситуации возникновения национального политического воображаемого в Украине удалось провести политическую мобилизацию: за три с небольшим года (1917 – 1920) Украина пережила события, на которые у западноевропейских держав обычно уходили столетия. Никогда ранее не имевшая собственной государственности Украина после революции