Картина, что открылась ему, была кошмарнее любого сна. Всюду были изъеденные и изломанные тела, как каннибалов, так и митраитов. Стены храма более не являлись ими, поскольку идея священной стены из белого кирпича была искажена годжоном в дурно пахнущие струпья и человеческие лица без кожи и глаз. Митраиты силились шептать хабчан, запивая цветочным чаем не лезущее более в глотку человеческое мясо, но голод годжона брал верх. Орды каннибалов шли по улицам, то тут, то там хватая обезумевших людей, разрезая их и раздирая, чтобы насытится, покуда умирающие пытались сотворить то же друг с другом. Хван Самнанг взмахнул мечом и произнёс слова, что были Идеей – грубой, неоформленной, но решительной. Чистый хабчан наделенный смыслом от рыцаря Хван Самнанга расцвел на костях буйным цветом белого лотоса, бутоны которого пели тысячей голосов, заставляя окровавленные струпья стен усыхать, растворятся и вновь становится благородным белым кирпичом. Мощное и чистое слово Коччи Хабчана, произнесенное человеком с достоинством, вернуло улочки храма Митры, ведущие к белокаменной цитадели, к более привычной и мирной реальности. Над алтарем Митры разлилась чудесная песнь, и яркий свет давно не существующего солнца осветил мрачную картину, заставляя митраитов приходить в себя, чувствовать скорбь и наконец, браться за оружие. Битва кипела по всей территории храма, от Белых Врат, до цитадели. Низенький, рыжий, с веснушками Ванна Йунг, розовощекий и с вечно кривой усмешкой застывшей на лице, вместе с ополчением удерживал внутренний двор, весь его задор и солнечный лик служили щитом этому месту. Голубоглазый гигант Колаб Ханъюл, с грубым лицом, словно выточенным из молочного опала, но черными, как смоль волосами, в одиночку бился на Священной Башне, поражая огромным мечем прорывающихся со всех сторон врагов. Раненных защищал тощий, и с детства седой простак Сом Нгуен, бившийся так рьяно, что мог посоперничать в жестокости с тумёган годжон. Его добродушное лицо сияло бесконечной глупой улыбкой даже тогда, когда он с силой вынимал меч из тела каннибала, вызывая фонтаны крови обдававшие всех вокруг.
Каннибалам не было числа. Там где умирал один, в следующую секунду появлялось десять вражеских рыцарей. Они не стесняясь жрали трупы прямо на поле боя, и лающий громоподобный годжон сопровождал их голод в виде выкриков, каких-то призывов и боевых кличей.
Еще живых людей, клокочущих вскрытыми глотками, утаскивали в угол и быстро пожирали. Вскоре каннибалы Тумёган Годжон заполнили все улицы и закоулки храма Митры.
В итоге, за спиной Хван Самнанга образовалась лишь горстка воителей, что едва ли могла противостоять превосходящим силам каннибалов, однако их роль в Идее сосуществования была выполнена. Они познали годжон и обратили его в хабчан насыщая пространство теми словами, что между строк читались в годжоне но не были противны сущности Митры.
Кости обратились в причудливые костяные цветы, а человеческое мясо ритуальным яством.
Оскверненный