Еще одной причиной тяжелых Вериных мыслей было то, что в Ботаниках остался один из инженеров, фактически обреченный на медленную смерть. Косвенно виновата в этом была она – ведь она сознательно дала условную команду «Холод», то есть запретила своим людям применять оружие. Положение о спецназе разрешало командиру давать такой приказ во время боевой операции только «в крайних случаях при явном численном превосходстве над невооруженным гражданским противником». Не скажи она: «Холод!» – и временный администратор наверняка валялся бы на полу своего поселения еще до того, как притронулся к кому-нибудь из членов экспедиции. Почему она это сделала? Тут все ясно – там была Джессика, которой Вера не хотела показывать кровавое шоу. И дело даже не столько в Джессике, сколько в глупой, мимолетной, толком не сформировавшейся мысли о Вячеславе, овладевшей ею за те полсекунды, в которые она принимала решение. Какой-то примитивной бабской логикой она увязала Джессику с Вячеславом, как будто мулатка при каких-то обстоятельствах могла ему рассказать о жестокой, кровожадной Вере. Как глупо!
Но дело сделано, команда «Холод» прозвучала, хотя ботаников было больше, и один из них – с мечом. А значит, Вера превысила свои полномочия, что повлекло последствия, и теперь ее могут судить. Свои, убры, конечно, ее не сдадут – слишком ее уважают в Урочище, да и плевать солдатам на потери штатских. В рапорте по результатам задания она о команде «Холод» тоже умолчала. «Куда надо» пожелали бы сообщить и капризная трусливая профессорша, и второй инженер, потерявший своего коллегу. Но это только если они поняли, что за команду дала Вера, а это маловероятно. Зато вот штабист – он-то наверняка все понял и, скорее всего, сделает то, что должен сделать. Вера хорошо помнила судьбу Зозона, отказавшегося расстреливать детей и женщин в каком-то мятежном поселении. Ее ситуация была не лучше, а «смягчающих обстоятельств» у нее в разы меньше, если они вообще есть. Она представила следователя, зачитывающего приговор на общем построении посреди Урочища, позорное срывание погон и переодевание в рубище. А потом рабочие закуют ее ноги и руки в цепи, и остаток дней она будет трудиться на каторжных работах на Поверхности, пока не выхаркает свои легкие или не сгниет от рака. Она предпочла бы по-срочному умереть в бою, но такой возможности ей не давал Тхорь или кто-то, стоящий над ним. Веру никуда не посылали, хотя остальные не задействованные на войне солдаты уходили