станет день тогда, наверное, ясен.
Или просто по весне стонет ясень,
взяли пьяные его да срубили,
А хотел пожить, наверное, князем,
не любили ведь его, не любили!
Вспомни, милая, свой класс и свой праздник,
в белом платье, в белом вальсе порхала.
И любил тебя один одноклассник,
ну а ты тогда со мной убегала.
Словно режем по стеклу и не больно,
словно бьем и ничего не боимся.
Жизнь – как минное в крови поле,
наступил на проводок – провалился.
Обниму тебя, как ангел, крылами.
Зря усмешку не бросай, губы спортишь.
Одноклассник твой замерз под часами,
только ты теперь его не воротишь.
«Ты в моей комнате. Чья же ты чья?..»
Ты в моей комнате. Чья же ты чья?
Босиком по комнате, как по травке.
А потом во дворике судачили бабки —
Что ж это за краля? Чья она, чья?
В комнате моей тесно.
Стол. Диван. Кресло.
Ты в моей комнате.
Но чья же ты, чья?
Думал, будешь моей невестой.
Но ты пришла быстро и быстро ушла.
А запах французких со мной остался.
На столе расческа тоже твоя.
У бабушек во дворике спор продолжался —
Кто ж она такая?
Чья она, чья?
Лунные собаки
Ночью уснут даже те одинокие в белом.
Их дуновенья боимся, дрожим, не хотим.
Призраки ночи, собаки бездомные с гневом
смотрят на небо: А мы почему не летим?
Там и просторно и воздуха много без гари,
падали нету, лишь свечкою смотрит луна.
Здесь, на земле мы не мало всего повидали,
больше плохого, но наша ли это вина.
Лайка по небу летала откормленной сукой.
Номер не вышел, осталась на век зимовать.
Был бы хозяин, и мы б его добрую руку
молча лизали, хвостами бы стали вилять.
Вот обворованный сад вдруг заплачет устало.
Ветви-ревматики телом повержены ниц.
Кончится лето и детские жалобы: Мама!
Слижут собаки, как крылья раздавленных птиц.
Бедные псы, вы сегодня почти не одеты.
Ночь коротка ли? А есть у вас на ночь постель?
Девочка в туфлях малиновых, нежная, где ты!
В детстве осталась. Я нес ей из школы портфель.
«Закатилась моя душа в колодец…»
Закатилась моя душа в колодец.
Голос стал и тоненький и ломкий.
Из-за опостылевшей мне телки
Стал я для себя седой уродец.
Добрая, лобастая корова
Языком с кустов слизала пену.
Я иду усталый, отупелый,
Но уже ко всякому готовый.
Знаю я, что накричит синица
О любви, о злой тоске, о муке.
Ведь не бред, не сон же эта жрица.
Вижу в кольцах чувственные руки.
Прелести воинственной русалки
Что-то мне расскажут в упоеньи
И придет