– Спасибо, Моника! Ты извини, если что не вышло.
– Спасибо, Петя, за отличный день и вечер! Все хорошо.
7
Как-то прошел я все эти чекины и таможни. Везде пропускали быстро, видимо, считывая с лица прошедшие сутки особым сканером. Искусственный интеллект не обманешь.
В аэропорту выпил кофе. В Италии кофе отличный, чувствуется, что долгое время итальянцы хозяйничали в Эфиопии, на родине черного напитка.
Вспомнил шоколадные плечи Моники. Может, она тоже из Эфиопии? Даже телефонами не обменялись. Впрочем, зачем я ей нужен? Мы не пара совсем, у нас физиологическая несовместимость, а это еще хуже, чем половая. Где я могу выпить литр, она лишь пару рюмок. А где я напьюсь, она сохранит трезвость. Всегда кто-то будет отставать.
Вот, кстати, и бар. Небольшая очередь. Пристраиваюсь за девушкой в клетчатом берете. У нее широкие льняные брюки, легкий и светлый плащ. Я касаюсь ее руки, чуть выше локтя.
– Скажите, пожалуйста, а алкоголь можно проносить на борт?
Ко мне оборачивается самое красивое лицо, которое я видел в жизни. Светлые волосы, нежная и даже на взгляд теплая кожа, большие синие глаза, глубокий и внимательный взгляд. Она отвечает легкой улыбкой и пожимает плечами. А я теряюсь, как школьник, подбираю слова, шутки и тут же отбрасываю все варианты как неподходящие. Перед ней все кажется пошлым и грубым.
Как-то в берлинском музее, в который мы забрели с моей бывшей девушкой, мне захотелось выплюнуть жвачку. В углу коридора я увидел большую античную урну и направился к ней, но когда подошел, то не смог. Она была красивая и древняя, пережила своего создателя и миллионы других людей. К ней относились с почтением уже несколько сотен лет. Плюнь я тогда, моя жвачка испортила бы не ее, а меня.
Я успокоился, взял себе немного виски, чтобы прояснить утро, и отошел к столику. Она стоит неподалеку и читает книгу. Длинный светлый плащ, клетчатый берет, дымящийся кофе и раскрытая книга – все это, словно сон из детства. Словно я это видел уже или представлял.
Размышления прервала музыка из глубины терминала. Нет, не музыка, а кто-то рассыпал ноты в моей голове, а потом стал ее трусить. Они бьются внутри черепа и задевают натянутые нервы – это больно.
Я выпил виски, пошел на звук и обнаружил в аэропорту пианино. Играй – кто хочет. Чей-то ребенок сел за него и «брынькает». Играет плохо, когда я подошел, его мама уже оттягивала малого от инструмента.
– Посмотри, сейчас дядя сыграет! – она подняла на меня глаза. – Вы играть?
– Да, пожалуй, освежу пару нот по старой памяти. Не зря ж музыкалку заканчивал.
Ах, мама-мама, видела бы ты меня сейчас! Как бы умилилось твое материнское сердце. Ну погодите все! Сейчас дам небольшой концерт.
Я заиграл из классики, потом добавил джазу, играл минут десять, и когда встал, мне даже аплодировали. Громче всех та мамочка, которая согнала