Весной дочь Анны Николаевны приехала из Москвы, продала дом каким-то приезжим людям и даже не зашла к соседу-учителю: их отношений она никогда не одобряла и нравом была непроста.
Возвращаясь из храма домой, Александр Павлович увидел, как заклубился дым с «аннушкиного» участка. Расшумелись соседи: видимо, порядки стали наводить, устраиваться на новом месте. Но отнюдь не спокойно стало у него на сердце. Заглянул учитель через забор и ужаснулся! В костре догорали книги из личной библиотеки Анны Николаевны!
– Прекратите! Остановитесь! Как вы можете! – закричал Александр Павлович.
– Тебе чё надо, старик! – нагло спросил уже подвыпивший новый хозяин.
– Вы сжигаете книги! Как фашисты! Остановитесь! – хрипло зароптал учитель.
– Ну, ты знаешь, что!..
И воздух разорвала мерзкая, нецензурная фраза! Но Александр Павлович продолжал кричать:
– Там же Пушкин… Любимый аннушкин Пушкин!
– Да что он нам, твой Пушкин! Пенсию, что ли, прибавил? – категорично заявила внезапно появившаяся полная женщина с красными то ли от дыма, то ли от водки глазами.
Старого учителя осенила мысль: им надо заплатить! Александр Павлович уже какой год откладывал себе в узелок с небольшой учительской пенсии похоронные или на черный день. Вот он, этот черный день, и наступил!
– Я вам заплачу! – не колеблясь, взмолился учитель.– Продайте мне оставшиеся книги!
Полупьяная баба громко и раскатисто расхохоталась, а у мужика как-то странно изменилось выражение лица… Глаза быстро-быстро заморгали, и он стал лихорадочно потирать вспотевшие ладони.
– Заткнись, дура – б…ь! А что, б…ь, дело замутили! Давай, б…ь, покупай, чудило! Герой, б…ь!
Александр Павлович до вечера расставлял у себя дома книги и разговаривал с Анной Николаевной, будто она живая!
– Аннушка, я спас большую часть твоих книг, не волнуйся! Что ж Катерина-то, дочь твоя, оставила их этим извергам! У них же один градус совести, и то не по Фаренгейту! Они смеялись надо мной… Пусть! Им не понять! Аннушка, не волнуйся… В этих книгах ведь столько памяти! Я спас! Помнишь, Аннушка, как мы с тобой Пастернака читали зимними вечерами! «Свеча горела на столе, свеча горела…» И свечу зажег в память о тебе – и в храме, и в доме… на столе… понимаешь?
Александр Павлович тихонько опустился на пол, сердце сжала ужасная боль. На столе мерцала