Стреляя в зеркало. Леонид Карпов

потом по следам. Кристина закричала, и ее оборвал выстрел. Выстрел из охотничьего ружья. За секунду от подружки папы осталось красное пятно на салоне машины. Лицо и грудь превратились в фарш. На глазах у отца. Офицера полиции в отставке. Который за всю жизнь и службу не встречал такой жестокости со времен Доусонского маньяка, который собирал нижние челюсти жертв. То есть лет сорок.

      Он прыгнул. Так далеко, насколько позволяли возраст и подагра. Один прыжок. У стрелявшего была сломана шея раньше, чем он подумал о том, что старики в последнее время очень далеко прыгают. Рядом стоящий отморозок был превращен в мясо «аля Кристина», вторым выстрелом двухстволки, которую, одновременно ломая шею стрелку, старик успел выхватить.

      Это всё. Всё что он успел сделать. Наверное, он тогда вспомнил Милли. Мою маму. Свою жену.

      45 калибр. Один в колено, после которого отец осел вниз и его голова оказалась на уровне с дулом пистолета. Второй выстрел. Достойная жизнь. Мгновенная смерть.

      Улики, которые нашли на месте преступления, не привели никуда. Картину преступления собирал я лично. Дробь, пули. Следы шин. Волосы блондинки. Отпечатки ботинок. Засада в кустах, тоже читалась, хотя и еле-еле: примятая трава, сломанная ветка с единственной ниточкой от одежды, пепел от сигареты.

      Похоронили отца в закрытом гробу. Я не пошел на похороны. Всем занимался Ник. Он очень часто звал меня с собой на кладбище, но я не мог. Я не мог осознать что там лежит последний родной на этой земле человек. И он мертв. Я попросил тогда Ника, ухаживать за могилкой и надо отдать должное, он очень частенько там появлялся.

      Месяц спустя, улики пропали. Их выкрали. Их больше не было. Зацепок, следов, надежды.