Всемуко Путенабо. Петр Ингвин

сторонам. Неужели в век сотовых этот аппарат не снят и не сломан? Удачно, не нужно искать кого-то или что-то, не нужно просить.

      Кутаясь в шапку и воротник, он покидает арку «Атриума», на которой как честный человек уже обязан был жениться, если бы овеществилось все, что о ней за эти часы передумал. Из кармана брюк появляется завалявшаяся потрепанная карточка-жетон. Хранил, будто знал. Жетон входит в отверстие таксофона.

      Давно остывший труп уличного телефона мертво глядит на Кирилла дырами с цифрами.

      Не получилось. Звонить с Алексовой трубки не стоит, номер могут отследить. Ладно, адрес он помнит – однажды в день рождения Лизы помогал ей нести из дома в офис огромный торт, Владимир Терентьевич отрядил. Еще глазами некрасивые намеки делал. Старый развратник.

      Вообще-то, к ней тоже опасно. Но нужно все знать.

      Вот и встретились.

      Он идет за ней следом. Кирилл знает, что Лизе он нравится. Хорошая девушка, только себе на уме. Не будь у него Алены…

      Боль. Не пришли, не позвонили. Нахлынуло.

      Сквозь безобразные круги и нелепые пятна – бледное лицо:

      – Кирилл, что с тобой?

      Кружится голова. Куда-то пропадает тело. Почти насильно девушка вталкивает его в лифт. Поддерживает, сопя где-то в районе груди под склоненной шапочкой. Когда ворота уединенности раздвигаются, она бережно подхватывает его за талию и ведет к квартире.

      – Ты!

      Удар в грудину.

      Рука в перчатке, а грудь у Кирилла в пуховике, и эффект получается больше моральный. Ошеломить, а не угробить.

      – Оставь Лизавету в покое! Еще раз увижу…

      Боже, как мелочно… Сердце вновь начинает биться.

      Это не Сычевы бугаи. Жить и радоваться.

      – Успокойся, я вообще…

      Его оправдания никому не нужны. Поджидавший на площадке парень пьян и невменяем.

      – Саня! Это не то, что ты подумал! Собственно, что ты, вообще, себе вообразил! Не имеешь права, это моя жизнь, ты ушел – вот и уходи! Ой, мамочки!!