Женат я уже был, дочка росла. Вы бы видели, как таймырский годовалый ребёнок впервые в жизни ест землянику. Я тогда в первый раз жену привёз в деревню. Вторая половина июня была, ну, и дочке месяцев тринадцать. В первый же день (ближе к вечеру уже – пока до нашего захолустья доберёшься!), только чемоданы побросали, повёл я жену в лес – хвастаться (вы не видели такой красоты). Ну, Анютку, понятное дело, с собой. У нас тогда коляска-трость была. По лесу на такой коляске не поездишь, а по дудовской дороге прошлись. Дудовка – это соседняя деревня так называется. А вдоль дороги – земляники видимо-невидимо. Давай мы с женой наперегонки ребёнка кормить – наберём горсть, в дочкину ладошку пересыплем, а она, потешно так, в рот трамбует и по лицу размазывает.
Так вот… На посадку картошки в тот год я опоздал. Дядья обижались, а чего обижаться-то, я ведь человек подневольный – когда в график отпусков поставили, тогда и приехал. Но на покос попал. Ну, какой покос, косят-то уже косилками давно, на греблю я попал. Про саму греблю рассказывать не буду, чего там рассказывать – жара, слепни да оводы, да травяная пыль. В обед прилегли мы с дядей Васей в тенёчек под куст. Ну, поели, что тётя Эмалия нам в тормозок собрала, я закурил, а дядя Вася давай мне про свою жисть байки рассказывать.
– По щенячеству ишшо повёл меня батя, дед твой, Ефим, на рыбалку. Да не на нашу Романовку, а на речку Караульную. Это, почитай, вёрст восемь-девять будет. Ну, пришли. Батя место для стоянки определил – здесь обедать будем, котомку на землю сбросил, мне велел костёр под уху разжечь, и пошёл по заводям да стремнинам бегать – харюзов да пескарей таскать.
Ну, а я чего, мне без костра всяко тут не выжить – мошка да комары сожрут возле реки-то. Насобирал я хворосту посуше, возле пенька сложил и давай на том пеньке на ровненькие чурочки рубить. Батя рассказывал, – а его ещё его дед учил – дрова для костра должны быть ровные и аккуратные, мол, нельзя огонь обижать. Рублю, значит, возле старого огневища складываю не то чтобы поленницей, так, кучкой аккуратной. И вот, язвило бы её, попадается мне толстенный сук – одной рукой не перерубить. Кое-как пристроил я его на пенёчке своём, топором, как колуном, размахнулся от лопаток и ка-а-ак рубану. Глядь, а сук мой пропал. Я голову направо, нет моего сука, налево – нет, наверх…
С тех пор и ношу шрам над губой. А ты – война, война… Не поспел я на ту войну – мал ишшо был. Витька-то был, так ить он самый старший из нас