А изредка Женьку переполняет страх смерти, она просыпается среди ночи, и ей кажется, что она пережила короткую смерть, но, убедившись, что жива, начинает думать о другом страхе – бессмысленности отведённого тебе времени и пространства. И вот – надо «пройти» все эти страхи, надо совершить путешествие «за тридевять земель», сразиться хотя бы во сне с «чудом-юдом заморским», и тут тебя одолеет самый последний страх, что не вынесешь на своих плечах эти тайны…
Женьке не хватает света в самом прямом смысле: тёмный колодец комнаты, окна которой упираются в стену, давит на неё. Нужно уехать хоть ненадолго от одиноких мыслей…
Завтра она пойдёт в манеж и будет сидеть на обыкновенной живой лошади, и можно, наконец, не думать о жизни, а просто жить, дышать, ходить! Делать самые простые и понятные ребёнку движения… Да-да-да! А сейчас немного музыки как пилюля перед сном.
Женька ставит пластинку, не выбирая, – ничего, кроме классики, народных русских песен и французских шансонье у неё практически нет, где-то валяются всем известные шлягеры, пригодные для гостей. Но сейчас у неё в руках симфония Сезара Франка. Могучая фантастическая мелодия рождается из «маленького ручейка», что с трудом пробивается в корнях гигантских деревьев и наконец вырывается из сумерек леса в широкое раздолье полей. Здесь гремят грозы, полыхают пожары, слышится рожок пастуха, растёт и крепнет Мелодия Жизни, как картина, на которой художник попытался изобразить не мгновения, а века…
Женька стряхивает оцепенение, выключает проигрыватель, и ей хочется живой музыки. Она долго настраивается, разыгрывается, разминает пальцы, встаёт и отодвигает одноногий табурет, который привезён ещё из Ленинграда, где Женька начинала свои музыкальные упражнения, а семья переехала вслед за отцом, который проектировал подземные туннели метро.
Она начинает с прелюдии Баха, как бы заражая себя скрытой энергией механического движения, за которым угадывается страсть и желание освободить себя от однообразного повторения звуков и вырваться к Мелодии, от красоты которой сжимается сердце.
Женька нервно дёрнула страницу нот – пассаж никак не удаётся, пальцы как паучьи ноги передвигаются по клавишам, а звук получается трескучий, будто из земли вырывают сухую ломкую траву.
Проходит час, Женька терпеливо соотносит напряжение и силу прикосновения пальцев к клавишам, слушает звук, который, как живое существо, откликается то тихим стоном, то яростным криком. Постепенно ей удаётся вовлечь себя в азартную игру: будто все неровности заполнились, и Женька плывёт от такта к такту как опытный гребец в лодке – она разобрала трудный кусок с бемолями из ноктюрна Шопена. Прошло ещё немного времени, и тарабарщина пальцев сменяется ясным и чистым переливом форшлагов, что растянулись на целую строчку, и она почувствовала облегчение, как школьник, отсидев терпеливо урок, получает лакомый кусок торта и тянется к нему, предвкушая аромат крема…
«Как жаль,