Никакого ответа, ничего. А знаете, одна пара сизарей, ну, тех, с полосками, стала принимать Пташку за своего. Красивые птицы, но диковаты. Пташка их так приручил, что они садятся ему на голову или плечи и разрешают трогать себя за крылья. Он любит расправлять им сперва одно крыло, потом другое и теребить маховые перья. А голуби ведут себя так, будто это самая заурядная вещь на свете; во всяком случае, все так выглядит.
Пташка обычно отпускает их, подбрасывая в воздух, – туда, где летают другие голуби, и они всегда возвращаются к нему. Как правило, голуби всегда улетают к стае. И вот однажды мы с Пташкой идем домой пешком, вместо того чтобы сесть на автобус, и та пара не отстает от Пташки весь путь до нашей голубятни на дереве. Эти ленивые птицы даже сели ему на плечи да так и поехали.
Не нужно слушать.
Чтобы услышать что-то, не нужно слушать.
Чтобы увидеть что-то, не надо смотреть.
Чтобы узнать что-то, не нужно думать.
Чтобы понять что-то, не нужно слушать.
Нам пришлось запереть голубятню, чтобы эти голуби не полетели за Пташкой к нему домой. Его старуха отравила бы их, если бы поймала.
«…Эй, Птаха, помнишь ту пару сизарей с полосками, которых ты приручил так, что они чуть не свили на тебе гнездо? Черт побери, это была судьба!»
Он все равно не обращает на меня внимания. Мне наплевать, если он чокнулся, нельзя же меня так игнорировать.
«…Пташка, ты меня слышишь? Если ты меня слышишь и ничего не говоришь, ты и вправду придурок – просто настоящий гребаный придурок».
Господи, что я теряю время? Он ведет себя так, словно оглох. В общем, что-то в этом роде. Главный врач говорит, что он может слышать и слышит каждое слово, которое я ему говорю. Но эти говнюки не могут знать всего. Может, Пташка просто напуган и потому не хочет слушать. Что же, черт возьми, могло с ним случиться?
Еще когда мы держали у него дома старую нашу стаю, Пташка и я любили одну штуку: взять одного-двух голубей и отправиться с ними кататься на велосипедах. Мы сколотили специальный ящик для их перевозки. Это были птицы, которые уже прижились в голубятне. Пташка привязал к дверце голубятни бечевку, соединенную со старым будильником, и мы могли узнавать точно, когда они возвращались. Мы ехали в Спрингфилд или куда-то еще и отправляли их домой с запиской для нас самих.
Однажды, когда я поехал с родителями на море, я взял с собой пару голубей. Зашел в волны прибоя и отпустил их; меньше чем через два часа они уже были в голубятне. А это девяносто миль, если не больше. В записке я указал время и сообщил Пташке, что выпускаю голубей в таком месте, чтобы они летели домой над Атлантическим океаном.
А Пташка так и сидел в голубятне, высматривая эту пару, пока она не прилетела. Черт побери, я сам люблю голубей, но не настолько же, чтобы провести все каникулы, сидя в этой темной конуре и карауля их. А тут еще этот голубиный наряд, который он придумал носить.