Слева от входа крематорий. Его тогда только что построили. А я ведь, пожалуй, и не заходил внутрь все эти годы. И не надо, не хочу видеть зал, стены. Хотя, наверное, их уже много раз перекрасили. Все равно не хочу. Лучше сразу по дорожке к колумбарию.
Вот я и пришел к вам, мама и папа. На плите, закрывающей нишу ячейки с двумя урнами, выбито на черном граните: «Николай и Мария Пимушевы». И ничего больше: ни отчеств, ни дат жизни. Мысль о такой надписи пришла мне тогда в голову неожиданно, словно из ниоткуда. Поначалу были против и дядя, и тетя. Но потом дядя Володя, папин старший брат, вдруг сразу согласился:
– А Андрей, пожалуй, прав, – сказал он при мне тете Тоне. – Просто имена и фамилия. Люди будут проходить мимо и думать, что здесь похоронена молодая пара. А Коля для меня всегда молодой. Он же младшенький.
Тетя Тоня тогда покачала головой, но возражать мужу не стала.
Сейчас я впервые пожалел, что на плите нет дат жизни. Тут, куда я попал, с моими родителями случилось то же самое и в ту же дату? Наверняка да, я ведь уже убеждался за вчера и сегодня, что почти все события совпадают, за исключением связанных с Евой. А мои родители погибли за несколько лет до начала нашей с ней семейной жизни, судя по штампу в паспорте.
Еще одна неотвязная мысль преследует меня. Приходил ли другой Андрей сюда так же часто, как и я? А часто ли бывал я сам? В первые годы да, а теперь раз в несколько месяцев. Почему я сомневаюсь в другом Андрее? Конечно, приходил, должен был приходить. Ведь он – это я, только в других обстоятельствах. Пожалуй, это сильная мысль пришла ко мне и, главное, правильная. Он – это я, а я – это он.
Ладно, сейчас не об этом, не для того я сюда пришел. А для чего? Ведь не верю ни в какой загробный мир. Не верю, но как же мне сейчас хочется поговорить с родителями и знать, что они меня слышат.
– Мама, папа, я пришел, – еле слышно шевелятся губы.
Мне кажется, что, будь на плите фотокарточки, мои родители улыбались бы. Но там только имена и фамилия.
– Мама, помнишь, как ты хотела познакомиться с Евой? – продолжаю шептать я. – Папа, ты, думаю, тоже хотел, просто вслух не говорил. Я пришел рассказать, что мы теперь с Евой вместе. Хотя вы же сами все знаете, если где-то существуете. Все видите: Еву, меня, нашу квартиру. Папа, а у меня взрослый сын, и зовут его Коля. Николай Андреевич, твой полный тезка. Наша семейная традиция продолжается.
Под ногами следы недавно закончившегося дождика. Небо пасмурное, низкое. Пожалуй, под таким небом лучше всего стоять на кладбище. Ничего не отвлекает. Хотя я бывал здесь и при ярком весеннем солнце. Каждый год в конце апреля обязательно стараюсь прийти, в годовщину Чернобыльской аварии. Вроде и никто мне эти люди, погибшие от лучевой болезни, а словно родные. Не знаю почему. Может, из-за того, что на одном кладбище с моими родителями лежат? А папа и мама так и не знают, что была эта катастрофа. Ведь случилась она на следующий год, уже не при их жизни.
Нет, правильно я все-таки сделал, что приехал сюда. Легче стало.