– Анри, почему так холодно и так тихо? – полушепотом спросил Сноун.
– Ригель – звезда рационального. Здесь не расходуют напрасно краски, энергию, время. Здесь все рассчитано до мгновения. Здесь знают цену каждому звуку. Здесь нет эмоций, фантазий. Здесь дело. Здесь ваяют, создают, рассчитывают и взвешивают.
– Анри, но для этого тоже нужна фантазия, – недоуменно произнес Сноун.
– Фантазия нужна, но не обязательно своя. Ригельцы берут фантазии проционцев, у которых они в избытке, и выбирают самые близкие к реальности. Своих фантазий у ригельцев нет. То новое, что они создают, появляется в результате поиска и анализа идей, существующих в пределах нашей системы. Ригельцы практически никогда не выходят в другие миры. А если это случается, то они и там ведут себя так, как будто находятся на Ригеле.
– Анри, но так скучно, неинтересно! – воскликнул Сноун.
– Это для тебя неинтересно, а для ригельцев это нормально, – холодно заметил Анри. – Если все будут фантазировать, кто же будет материализовывать мечты?
– Сноун, не расстраивайся, – миролюбиво произнес Солт. – Ты вскоре почувствуешь особую прелесть Ригеля, когда побываешь в гостях у ригельцев.
– Солт прав, – вступила в разговор Мира. – Ригельцы – это дети, которые воображают себя взрослыми. Они хотят казаться серьезными, напыщенными, но это маска, под которой искренность, доверчивость и азарт. Их экономия превращается в щедрость, когда они помогают другим. Все, что они делают, они делают не для себя, а для других.
– Что бы я без тебя делал, Мира! – обрадовался Анри. – Ты так хорошо говорила о ригельцах, но я ведь тоже ригелец, только ты никак не хочешь заметить во мне что-либо, кроме холода.
– Это тебе кажется, Анри, – улыбнулась Мира. – Я тебя очень люблю и ценю, но если я буду проявлять свои чувства, то от моего огня твой лед растает, и ты больше не будешь ригельцем.
– А кем же я буду? – вопросительно посмотрев, спросил Анри.
– Ты будешь снегом, из которого Мира будет лепить все, что захочет, – уверенно произнес Бор.
– Ты что этим хочешь сказать? – возмутился тут же Сноун.
– Тебя это не касается. Если тебя растопить, то из тебя вообще ничего нельзя сделать, в тебе можно только утонуть, – сердито сказал Анри. – А в холодном состоянии ты такой колючий, что тебя и в руки никто не возьмет.
– Мира, не бойся его растопить, потому что из него кроме льда все равно ничего не сделаешь, – философски заметил Бэлл.
Смех разрушил голубую тишину. Отражаясь от неба, скал, посадочной площадки, он заполнял все пространство. Казалось, что с экипажем смеется сам Ригель.
– Вот видишь, Сноун, здесь тоже умеют смеяться, – вытирая мокрые от слез глаза и прекращая хохотать, прохрипел Бор.
Смеясь, никто не заметил, как из-за скал показался