Школу Феодор накануне нашел без труда. Она располагалась в массивном здании нелепого архитектурного стиля, который когда-то назывался в Восточной Европе «стекло и бетон». Правда, стекла здесь было не так уж много, зато бетонные пилоны, балки и апсиды громоздились внушительно, отчего школа чем-то напоминала старинный форт. Пани Гражину Киннам тоже нашел быстро, и она провела его длинными коридорами, слегка подсвеченными тусклыми светильниками, в крыло, где располагались юные фотографы. Здесь стоял шум, серые стены были сплошь завешены фотографиями, повсюду шныряло разновозрастное детство и юношество. Затем Феодор очутился в большой комнате, заставленной всевозможной техникой: старинные увеличители с кожаными мехами, мультстанки на массивных чугунных станинах, современные аппараты с дисплеями и хромированными рельсами… А также морально устаревшие серебристые приборы с перепутанными пропорциями и компьютеры, компьютеры. Пани Гражина, заметив удивленный взгляд Киннама, объяснила:
– Это все наши шефы. Они уже полвека сюда отправляют списанную аппаратуру, обычно еще вполне пригодную к работе. Но, конечно, половину всего этого хлама давно пора сдать в музей, руки вот не доходят!
За одним из мониторов сидела девочка – вернее, юная девушка, чью необыкновенную красоту отметил даже повидавший всякого Киннам. Светло-русые волосы, разбросанные по плечам в художественном беспорядке, обрамляли милое личико с острым подбородком и нежнейшим румянцем на щеках. На девушке был толстый белый свитер – не особенно новый, весь в катышках, что почему-то сразу бросалось в глаза. Звали ее Божена. Пока пани Гражина объясняла ей про Афинскую Академию, научные степени и мировое имя Киннама, девушка скромно улыбалась, изредка взглядывала на стоявшего перед ней гостя и снова опускала глаза.
– Будьте так добры, сударыня, попробуйте вспомнить, что за документ вы фотографировали. Мне чрезвычайно важно знать, кто его написал и… к кому, – попросил Киннам как можно любезней, когда пани Гражина простилась и оставила их вдвоем.
– Да, я помню, – кивнула Божена, – это были занятия в госархиве по теме «репродукция»… – Она на пару секунд наморщила прелестный лобик. – Одну минуточку, подождите, я не очень хорошо помню, где это у меня хранится… – Ее французский язык был на удивление безупречен. Девушка задвигала мышью, застучала по клавишам, и через несколько мгновений на экране возникли знакомые Киннаму рукописные буквы. Феодор даже затаил дыхание. – Вот оно, пан Киннам. – Божена быстро взглянув на него, и опять уткнулась в монитор. – Нам тогда на практике вынесли целую кипу документов, уверяли, что они не слишком ценные, россыпь из разных папок… Это, кажется, и есть та грамота, которую вы ищете? Вот оригинал…
Великий ритор впился