В этом деле так и остались неясные моменты. Главный обвиняемый смотрелся этаким двуликим Янусом, и Евдокия, читая о нем, испытывала недоумение и удивление: аскет, пылкий проповедник строгого подвижничества, послушания и воздержания, знаток человеческой природы, обладавший явными дарованиями психолога, которые позволили ему так долго руководить огромной общиной и пользоваться в ней непререкаемым авторитетом, – и в то же время эти странные понятия об «истинной духовной жизни», эти хурриты, контрабанда оружия, куча денег, накопленных ради помощи «страждущим братьям в красной Московии», но так и не отправленных… Как в Лежневе совмещалось всё это? На допросе он заявил, что просто «не успел» отправить деньги; никто в это не верил, но данных, зачем они ему понадобились, тоже так и не нашли. В общем, странная история! Лежнев уверял, что не знал об истинных намерениях своих друзей-хурритов: они, якобы, как раз и должны были переправить тем самым «страждущим братьям» деньги, иконы и прочее «благодарение»…
«Зачем же его убили? – подумала августа. – Или за всем этим делом стоит кто-то еще? Странно!» Она нахмурилась, представив, что у Константина, с его гиперответственностью за судьбы державы – а то и, бери выше, всего мира! – подобные события должны вызывать беспокойство… скорее всего, куда большее, чем они того заслуживают!
Потом ей снова стало досадно оттого, что муж столь небрежно отозвался о романах Киннама. «Мило»! Так можно сказать о сентиментальных романах Александра Киннама, дальнего предка великого ритора, но уж никак не о романах Феодора! И все-таки Конста прочел все три роман… Может, он просто не хотел распространяться о своих истинных впечатлениях, потому и перевел разговор на Лежнева? Почему так редко удается всерьез поговорить с мужем о литературе? Ну да, у них разные вкусы…
Августа вздохнула и открыла принесенную книгу – только что вышедший роман Максима Аплухира «Крестоносцы»: молодой автор, которому она помогла с изданием, преподнес ей сигнальный экземпляр с благодарственным автографом. Евдокия пробежала глазами пару страниц и вдруг поняла, что не сознаёт, что читает. Снова вспомнилась ночная прогулка с великим ритором в предпоследний вечер августовского Золотого Ипподрома, интереснейший разговор о литературе, о неизданных еще тогда «Крестоносцах», об альтернативной истории, о романах сибиряка Овсянова, а потом…
«Ведь я воображал себе не столько альтернативный мир, сколько альтернативную жизнь для отдельных