Сорок пятый километр. Ваган Арутюнов

было либо надеть их и отстоять себя, либо же забыть о них и стать чем-то не имеющим стержня, состоящим из слез, соплей и слюней… Это был поворотный момент в его жизни: взглянуть в лицо предстоящему или отвернуться и бежать за исчезнувшим прошлым. Ведь в чем главная опасность обиды: она заменяет поиск истинного ответа на вопрос, почему человека постигла неудача. Это наркотик, который лишает человека воли к борьбе, и тот, кто хоть раз попробовал его, долго не может избавиться от его вкуса на губах.

      Артур сжал всю свою волю в кулак. Ему предстояло начать новую жизнь, которой он не просил… Тут ему в голову пришла мысль: возможно, всем своим прежним поведением он именно что и просил, нет, не то чтобы он желал этого, но, как говорят, напросился. Он так презирал женщин и всю их жизнь, что теперь на своей шкуре ему предстояло узнать, что же это такое…

      Он взял стакан с йогуртом. Не голод заставил его сделать это. В молодости он прошел тест какого-то психолога, и единственное, что врезалось ему в память, это когда его спросили: что он будет делать, оказавшись в абсолютно темной комнате? Тогда он ответил: «Протяну руку вперед, навстречу неизвестному, и пойду его искать». Так и сейчас – его протянутая к йогурту рука решилась на встречу с неизвестным. Мужчинам свойственно представлять женщин в соответствии со своими стереотипами, и вот одному из них предстояло выяснить на собственной шкуре всю правду.

      – А! Месье Вульф? Как вы себя чувствуете?

      Артур открыл глаза. Перед ним было несколько врачей, среди которых он узнал того, что вчера пытался утешить его. Врачи стояли с виноватыми лицами и, видно, собирались продолжать вчерашнее. Артур, привыкший сам управлять ситуацией, оказался перед выбором: либо отдаться неуправляемому падению в неизвестность, либо… Когда-то он читал об одном военнопленном, единственным требованием которого к победителям было, чтобы ему позволили самому организовать свою казнь и казнь тех, кто последует за ним. К чести победителей, его просьба была удовлетворена. Сначала все пленные исповедовались у священника, а затем он потребовал шампанского и сам командовал расстрелом своих товарищей и своим собственным.