– Тебе что, тоже страшно? – прошептала она, не понимая, что с ним творится.
– Нет, – улыбнулся Роман, – мне хорошо вот так с тобой в обнимку, чувствуешь меня?
Танюшка не понимала, как она должна его чувствовать, но на всякий случай кивнула.
– Птенчик ты ещё желторотый, – нежно прошептал Роман и, обнимая за плечи, повёл к общежитию.
По дороге они встретили приятелей Романа – загорелых, крепких, в такой же форме, как и у него. Те, пересмеиваясь и балагуря, куда-то быстро шли. Небрежно кивнули Танюшке и отвели Романа в сторону посекретничать. Ей стало холодно без его тёплых рук, и, чтобы согреться, она стала подпрыгивать на одной ножке, вспомнив, как в школе они с девчонками играли в классики. Прыгая, не заметила, как приблизилась к компании, да и они, занятые разговором, словно забыли про её присутствие.
– Ты что, сбрендил? – горячо говорил один из парней. – Понимаешь, сколько ей лет? Четырнадцать или вокруг этого. Да тебе дадут больше, чем ей лет!
И компания дружно загоготала.
Танюшка отбежала от них, как будто её больно ударили хлыстом, – парни явно отговаривали Романа от общения с ней. Она, правда, не поняла, за что ему могут дать «больше, чем ей лет», но суть была ясна. Её опять принимали за малолетку.
«Ну почему всегда так? Только появится что-то светлое, радостное – сразу приходят какие-нибудь мерзавцы, и всё ломают». – Она побежала прочь, подальше, чтобы не видеть, не слышать и постараться побыстрее забыть всю эту историю.
Роман, конечно же, догнал её, галантно проводил до двери и даже нежно поцеловал на прощание.
Но она знала, что больше его не увидит. И он действительно ушёл из её жизни, унося с собой праздник, который всегда нёсся впереди него. А оставил пустоту – пустоту и одиночество, которое она могла делить только с вековой липой у той скамейки в парке.
Глава 2.
Пётр Маркович и недоросль
Пётр Маркович торопливо шёл по пустынной ночной улице, нервно оглядываясь. У подъезда в последний раз обернулся и резко дёрнул ручку двери. Внутри, как обычно, воняло мочой и гниющим мусором, который кто-то с завидным упорством кидал под лестницу. Пётр Маркович потянул острым, как у ёжика, носом, пробормотал что-то типа: «Свиньи, а не научные работники» – и стал подниматься по лестнице. Его квартира располагалась на втором этаже, и он старался не пользоваться лифтом, чтобы тренировать ленивые, привыкшие к сидячей работе ноги.
Ничем не скреплённые листы из пачки бумаги, которую он нёс в руках, вылетали, почувствовав свободу, плавно кружились и оседали на ступеньках, как усталые от жизни бабочки-однодневки. Он не замечал их полёта, прокручивая в голове текст своей следующей статьи: «…Социализм в его современном истолковании можно определить как общество универсального самоуправления или как общество осуществлённого панперсонализма».