– Но она же есть.
– Чем докажешь?
– Ничем… Просто есть она, и всё. – Ваня стушевался и обиделся на себя. Или наоборот… Или вот так… А впрочем…
Но не продолжали – уже о Достоевском болтали. Гуляли и болтали – не всё ли равно, о чём?
Хотя прогулка их, надо сказать, была скорее перебежками от скамейки к скамейке. Даша не очень любила ходить: вернее, она не умела гулять.
– Да вон там сядем! И нормалёк! – воскликнул Ваня, заприметив какой-то деревянный – для песка, что ли? – короб.
– Ты глупости говоришь! Сейчас мы найдём скамейку.
– Да нормально будет, чего ты? – Ваня уже плюхнулся на короб: он оказался со скатом, так что Ваня потихоньку съезжал.
– Пойдём-пойдём-пойдём-пойдём!
– Да ты попробуй хоть. Не понравится – сразу уйдём.
– Ладно. – Даша покорилась. Её попа на секунду коснулась досок и тут же её хозяйка подскочила: – Мне не нравится, пойдём!
И увлекла Ваню своею ручкою.
Ещё ходили, ещё говорили. Вроде бы, к тому же коробу пришли. И к набережной. И к скамейке. И к набережной. Вечер спускался, волоча полы по земле. Даша укуталась в бирюзовую шаль и зябко потёрла плечико.
Ваня зачем-то собирался с духом: понятия не имею, зачем.
– Стой, – сказал он вдруг Даше.
Она остановилась. Ваня взял её за плечи и уставился как в зеркало.
Он прекрасно уже сознавал, что именно в Даше будет его бесить и что именно будет бесить её в нём. Он замечательно понимал, что нет на свете вещи, которая убереглась бы от гнилой осени. Он не обманывал себя надеждами, что когда-нибудь сомнения улетучатся. Он знал, что общих снов у них никогда-никогда не будет. Но всё-таки – сказал ей три дурацких слова.
Потому что влюблённые – это только два висельника, которые сплелись в объятиях.
Две половинки
Одиноко Дима грустил.
– Ты чего?
Грустил в темноте, откинув жаркое одеяло. Ночь вгрызалась в мысли и превращала их в бесформенные штуки, рассыпающиеся образы. Часы тикали насмешливо. Ася – с тонким лицом, как будто из досточек, недостроенным – внимательно смотрела в Димино ухо.
– Ничего, – ответил Дима.
– Ну ладно. Тогда давай спать. – Ася отвернулась.
Дима упёрся локтем в подушку и вглядывался в её затылок: пушок и выбившиеся из хвостика прядки были как-то особенно заманчивы.
Тоска прогоняла сон. И диван неудобный, со скатом (обычно соседка здесь спит, а вообще Ася на кухне живёт). Сейчас положит ей руку на талию, – а она сбросит. Они не спали, обнявшись как медведи, – слишком жарко. Смешно: называется «спать вместе», – а всё равно выходит врозь.
– Я грущу, оттого что единство недостижимо, – сказал он мучительным шёпотом.
– Вот дурачок! – Ася обернулась и поцеловала ему лоб. Сплетение взглядов… Ася поняла, что Дима серьёзно. – Так. Поясни.
Дима лёг и заложил руки за голову, выставив на обозрение