– Ты слышала, что она трахнула в учительской Майка Кросса? – говорила Лэйси.
– Кажется, это был Энди Смит, – возражала я.
– Нет, с Энди было в женской раздевалке.
– Точно. Недолго и запутаться.
– А представь, каково ей самой.
– Мне вообще не верится, что у нее есть чувства.
– Ну, может, она больна. Хотя вообще-то активная половая жизнь – это нормально.
– Ясное дело.
– И все-таки, по-моему, попытки добиться популярности через постель выглядят печально.
– Даже трагично.
– Вот где трагедия: с помощью секса она старается забыть, какая она жалкая сучка.
– Думаешь, помогает?
– Только если она не в курсе, кем ее после этого считают.
– Настоящая подруга откроет ей глаза.
– Сомневаюсь, что у нее такая есть.
– Интересно, почему.
Она так и не обернулась. Никки Драммонд была не из тех, кто легко сдается. Но ее упорство лишь подзадоривало нас.
В тот день у меня дома, хорошенько приняв на грудь, мы лежали на ковре и мечтали о скрытых камерах, шпионских «жучках» и подпольных записях, которые изобличат грехи Никки перед ее любящими родителями, восхищенными учителями и исходящими слюной придурками, выстроившимися в очередь, чтобы занять добровольно покинутое Крэйгом место в ее постели. За такими рассуждениями, музыкой Курта и странным поведением потолка, который закачался перед глазами, когда я слишком пристально уставилась на него, я не заметила шума подъехавшей к дому машины, хлопка входной двери, шарканья отцовских мокасин по полу и других признаков его появления, пока он не склонился над нами со словами:
– Рад видеть, что от коврового покрытия есть толк, барышни.
– Тебя же не должно быть дома. – Я села слишком резко, пришлось сразу снова прилечь, и тут меня обуяла паника: отец пришел, а здесь Лэйси, и мы с ней пьяные, я-то уж точно, и он непременно заметит, и разразится скандал – один из тех мерзких пошлых скандалов, после которых меня заклеймят как «черную овцу», а Лэйси навсегда выпрут из нашего дома, и если не справится отец, то знамя скандала подхватит мать, как только ей донесут на меня.
Но подспудно в глубине души вспыхнули сияющие во тьме глаза зверя, заповедные и спокойные: я пьяна, и это здорово, а если кому-то не нравится – пусть катятся ко всем чертям.
Отец взял Лэйси за руку и помог ей подняться:
– Видимо, тебя я и должен поблагодарить за появление музыки в жизни моей дочери.
– Что? – поразилась я.
Он усмехнулся:
– То есть если это можно назвать музыкой.
И тут они мгновенно сцепились, напрочь забыв про меня. Лэйси яростно бросилась на защиту своего бога,