Смеялись дико. Он переживал, что в Москве опять будут недовольны, но никто ничего особо не заметил. Хотя в целом те первые репортажи прошли как во сне. Еще за четыре года до этого сама участвовала в Олимпиаде, а теперь смотрела на все с другой стороны. Долгое время сомневалась в реальности происходящего…
Однако был еще самый-самый первый репортаж, который мне вспоминается совсем по другому поводу. Не могу его назвать полноценным дебютом, просто считаю отличным уроком на всю жизнь – и сейчас объясню почему. Работали на «Русской зиме» с Ростиславом Орловым, состоявшимся легкоатлетическим комментатором. Причем меня ему навязали. Орлову страшно не понравилось: почему он должен работать с какой-то там Богословской?
И вот Ростислав решил показать всей стране и руководству, что он – профессионал, а я – пустое место. Первый час говорил без умолку, так, что даже не было возможности вставить слово. Все это время я просто молчала. И, главное, он же понимал, что это – мой первый в жизни эфир, а вместо помощи так себя повел. Хотел одним махом срубить тот тоненький сучок большого телевизионного древа, на который я только-только забиралась.
В какой-то момент поняла, что слово до меня уже не дойдет. Расслабилась и стала дожидаться конца репортажа, как вдруг слышу вопрос: «Ведь правда же, Оля?» А я уже и не слушала, о чем он говорил, совсем не ждала, что фраза, начало которой совсем не имеет ко мне отношения, вдруг закончится таким вопросом. Естественно, растерялась, не понимая, о чем именно меня спрашивают, замялась, так ничего и не ответив…
После эфира была в жутком состоянии – и не потому, что усомнилась в своих способностях быть комментатором. Было обидно, что человек по непонятной причине посчитал меня безмозглой спортсменкой с двумя классами образования и вот так решил проучить. И ведь научил же!
Тогда сделала для себя очень важный вывод: в эфире главное не какой ты комментатор, а еще какой ты человек. Сколько раз ко мне потом приходили эксперты, спортсмены – всегда вспоминала тот репортаж и ни разу не попыталась самоутвердиться за счет других. Видя, что человек тушуется, тут же начинала задавать ему наводящие вопросы. Рассказывать о себе всегда проще – гость осваивался. Потом постепенно можно было втягивать его в трансляцию. И все получалось.
Роман СКВОРЦОВ:
– Ничего необычайного не припоминаю, небо не упало на землю, слепые не заговорили, глухие не пошли.
Андрей ГОЛОВАНОВ:
– Как и многие коллеги, кто застал времена СССР, начинал на радио. Словами нарисовать картинку для слушателя сложнее, чем комментировать ее по телевизору. Это мое убеждение.
Мой первый репортаж на «Маяке» состоялся в марте