Сознание пришло в мир не мало-помалу, а внезапно и было, с одной стороны, подобно прозрению, с другой – перед человеком предстал пугающе огромный мир, в котором человек не знал ничего о предметах, явлениях, снах, сводящих с ума. В нем все оказалось смешано в бесформенную кучу, из которой надо было выбирать и классифицировать, чтобы жить. Классификация, само собой разумеется, пошла по принципу партиципации: расчастления и сбивания по случайным основаниям. Переход от жизни согласно рефлексам к сложной ментальности, определяемой сознанием, стал тяжелым испытанием для человека и не случайно его обуял Страх. Появление сознания у предков человека было антиадаптивным событием, поставившим их на грань выживания, поэтому его невозможно объяснить адаптивным усложнением рефлексов. И, тем не менее, это сделала природа, а не сверхъестественные силы. Каким образом, – мы ответим на данный вопрос в этой книге.
Жизнь, смерть, табу
Первый Страх, который люди осознали, была смерть. (Это, кстати, по Тэйлору.) Они еще самих себя не осознали, а Страх смерти уже перед ними встал. Естественно, возник вопрос, отчего человек прекращает дышать, потом холодеет, потом разлагается с вонью. Казалось бы, ответ лежал на поверхности. Например, удар копья или загрыз дикий зверь.
Представьте себе, люди даже эту разницу поначалу не поняли, как прозревший слепорожденный «не понимает» разницу в ступенях.
«Они, разумеется, замечают различие, но оно лишено всякого интереса в их глазах, ибо ни болезнь, с одной стороны, ни дикий зверь или удар копья, с другой, не являются для них подлинными причинами смерти, они служат лишь средствами для той таинственной силы, которой была угодна смерть человека и которая для своих целей с тем же успехом могла бы выбрать другое средство. Таким образом, всякая смерть, даже от болезни, случайна, или, точнее, никакая смерть не случайна: ведь, на взгляд первобытного мышления, никогда не бывает несчастного случая в собственном смысле слова» (Леви-Брюль, 1999а. С. 290).
В то же время смерти, как понимаем ее мы, нет.
«Человек низших обществ живет со своими покойниками в таких же отношениях, как и с окружающими его живыми… Для первобытного мышления иной мир и наш мир составляют единую реальность, одновременно и представляемую, и ощущаемую, и переживаемую…» (там же. С. 238).
«Туземец, – говорят Спенсер и Гиллен, – абсолютно не способен осознавать смерть как результат какой-нибудь естественной причины». «Для сознания мугандов не существует смерти, вытекающей из естественных причин» (там же. С. 217).
Смерть может быть естественной только вследствие нарушения табу.
«Ребенок объяснил, что совершил неподобающий поступок и тайком съел самку опоссума до получения разрешения на это, а старики обнаружили его поступок, и теперь он никогда не достигнет зрелого возраста. И действительно, он слег под тяжестью своего убеждения и больше не встал: в течение каких-нибудь трех недель он угас. Вот типичный образец