А потом началась плотная учеба, обмен опытом и преподавательство. Это было еще хуже рейдов по тылам. Уставали все, как последние сволочи… Спать получалось по четыре-пять часов, не больше. Правда, кормежка была от пуза. Только тренировки все калории сжигали напрочь. И так неделя за неделей. Через полтора месяца я сбросил килограммов шесть, но зато по резвости стал превосходить борзую. Как-то раз, заметив в высокой траве молодого зайца, мы на пару с Пучковым его загнали! То есть ушастый устал быстрее, чем мы!
Гусев от большей части тренировок на выносливость отлынивал, отмазываясь возрастом, но зато, обучая инструкторов рукопашке и тактике, превосходил всех. Из меня, например, учитель получался так себе. Сталкиваясь с тупостью, я моментально зверел, и люди пугались, замыкались, теряли речь, и добиться прогресса было уже невозможно. Серега же мог терпеливо раз за разом объяснять то, что непонятно.
Потом отметили майские праздники. То есть, конечно, не 1 и 9 мая, а пока только первое. По случаю праздника было полдня выходных. Да еще Пучкову дали звание сержанта ГУГБ НКВД, что соответствовало армейскому лейтенанту. Так что отпраздновали и день солидарности, и новые кубики одновременно.
Правда, меня все время сильно напрягал факт советского безудержного наступления. А именно, обстановка на Юго-Западном фронте. Во всяком случае, Барвенковский выступ уже существовал. А вот на Южном фронте обстановка складывалась совершенно другая, чем в мое время. Крым оставался полностью наш, невзирая на все попытки немцев захватить его обратно. Еще и более пятидесяти тысяч пленных после весеннего разгрома немцев под Симферополем и Джанкоем грели душу. И то, что все свои соображения по поводу наступления на Харьков и последующих за этим наступлением событиях я уже давно высказал верховному. Не тупой же он, чтобы наступать на ясно обозначенные грабли. Да и в войсках все сильно изменилось. Например, специальным приказом был введен категорический запрет на ношение командирской формы на передовой. Теперь что взводный, что ротный совершенно