– Он, пес-ведун, – тихо ответствовал старец и, перекрестившись, стал истово молиться потемневшим от времени старым иконам.
Следующим утром за околицей местные крестьяне наткнулись на жуткую картину. Сразу даже нельзя было понять, кто же все-таки распрощался здесь с жизнью?
Из разодранной в клочья материи торчали окровавленные ребра и кусок позвоночника. Кости рук и ног несчастного кто-то неведомый переломал как спички, а поодаль валялась человечья голова. На которой отчетливо зияли следы ужасных острых зубов. Местами, череп был прокушен, будто был из папье-маше…
Прибывший вскоре полицейский урядник сначала принялся дотошно опрашивать крепостных. После чего аккуратно отметил в своей служебной книжечке: "Имя погибшего неизвестно, вероятно, сгинул от нападения диких зверей". Рядом с кошмарными останками нашли и странный ржавый нож, отдаленно напоминавший серп. Присмотревшись, на потемневшем от времени мощном остром клинке можно было различить какие-то непонятные изображения, по-видимому, исполненные серебром.
Над Моршанском и окрестными селами, как уже не раз бывало в старину, вновь расправил свои черные крыла нечеловеческий ужас…"
– Ну и ну! – оторвав глаза от текста, только и сказал следователь.
– Подобное и до войны было, и после, – пояснил Николай Михайлович.
– До какой, гражданской? – уточнил Серов.
– И до гражданской, и до Великой Отечественной, – ответил Артемьев. И после…
– Вы хотите сказать, что ни одно из подобных убийств не раскрыто? – удивился следователь.
– Не берусь утверждать, но вроде бы так, – кивнул владелец дома.
– То-есть, вы, в самом деле, считаете, что в смерти Светланы, охранника Бориса, в ранениях вашего сына и двух охранников виновны привидения? – с любопытством глядя на Николая Михайловича, спросил Серов.
– Я понимаю, звучит дико, но мне так кажется,– пожал плечами хозяин особняка. У меня врагов нет, а если бы и были, то не такие, кто желает смерти моему сыну или его невесте. В крайнем случае, их могли бы похитить и потребовать выкуп. Но не убивать и не сводить же с ума! – Артемьев, вдруг весь затрясся и прижал ладони к лицу. Извините меня за этот срыв, – попросил он Серова, справившись с приступом горя. Понимаете, Миша – мой единственный сын. Но он не может ничего рассказать. Он – сошел с ума!
– Не отчаивайтесь, у нас хорошая медицина, врачи должны помочь, – попытался успокоить Артемьева следователь.
– Очень хотелось бы на это надеяться, – тихо пробормотал хозяин дома.
– Можно мне увидеть вашего сына? – осторожно спросил Серов у Николая Михайловича.
– Так он же невменяем! – почти выкрикнул тот. Зачем он вам? Бесполезно все это!
– Позвольте, пожалуйста, попытаться, – не реагируя на экспрессивный выпад Артемьева, тихо повторил просьбу следователь. Поверьте, это очень важно.
– Хорошо,