Но в первые дни после установления советской власти проявилась ошибка, ставшая позднее одной из основных причин поражения Белого дела, – очевидная недооценка своего политического противника. 10 ноября 1917 г., во время работы Земского Собора, выступая перед членами Петроградской городской думы, Церетели задавался вопросом: «Как бороться с захватчиками и авантюристами (большевиками. – В.Ц.)?» И сам же отвечал на него: «Эта задача наиболее легкая, ибо поражение большевиков обеспечено их собственной политикой. Ни один мыслящий человек не может сомневаться в том, что, увлекая за собой толпу, жаждущую чуда, эти люди, не будучи в состоянии творить чудес, сами себя погубят, и если бы надо было ждать только поражения большевиков, то мы могли бы ждать этого поражения, скрестив руки…»
«В это время все… ни минуты не верили в прочность большевистского режима и ожидали его быстрой ликвидации», – вторил своему политическому «союзнику» Набоков. Правда, выступая на том же заседании, он более реалистично оценивал причины популярности революционных идей большевиков: «Основное несчастье заключается в том, что в народе подорвана психология преемственности власти… В этом разрушении психологии власти повинны все, и в данный момент всякая попытка создать сильную власть разобьется об эту психологию народа. Учредительное Собрание может воссоздать психологию принятия власти народом…» (6).
И все-таки подобная недооценка мешала объединению в «борьбе с большевизмом» широкого спектра российских политических сил, сводила активную часть антибольшевистского фронта к границам Белого движения.
Характерное описание психологического восприятия правления Временного правительства давалось видными кадетами, Н.И. Астровым и В.Н. Челищевым. По мнению Астрова, «после разгрома Временного правительства в Зимнем дворце и заключения членов правительства в Петропавловскую крепость Россия оказалась в состоянии безвластия. В сущности, и при Временном правительстве всех его составов было не лучше. То же безвластие, та же беспомощность и растерянность. Разница лишь в том, что при существовании Временного правительства все же на местах старались не терять связи с ним, старались оказать ему поддержку, чтобы укрепить эту безвластную власть, все же на местах знали, что существует если не реальная сила, то символ, который, может быть, станет со временем реальностью. С исчезновением этого символа исчезало и психологическое состояние, которое создавало иллюзию некоторой государственной организованности. Но это, конечно, была только иллюзия, ибо государственные связи и скрепы слабели, рушились