Вся моя жизнь закрыта вакуумом, который освещает лишь единственная скудная красная лампочка, горящая светом моих ещё более скудных надежд – начать всё заново.
Мое слабое сердце ищет легких путей – что же мне делать?
Я уже не человек. Не человек, а двуногое бессилие.
Я извивающийся от боли комок нервов! И что же мне делать?!
Я должен что-то сделать с этим! Но что я могу из того что должен? Что я могу?!
Вопрос «что делать?» уже настолько утомил меня, что кажется мне даже смешным.
Я всегда отвечал на него очень просто и коротко – НИЧЕГО.
НИЧЕГО – это самое подходящее выражение, чтобы разъяснить мое положение.
Только сейчас, да, черт возьми, только сейчас я смог собрать свою жизнь из осколков, и только сейчас, я начинаю по-настоящему понимать это загадочное слово: НИЧЕГО.
Страх, одолевавший меня, лишь иллюзия в моём сердце; тайна, ведущая меня в подполье…
Je n’sais plus comment te dire….
(Не знаю как рассказать о себе…)
Я точно не помню, как очутился здесь, но я помню, что еще в самом детстве я невероятно разочаровался в мире. Еще тогда, в детстве, вселенная представлялась мне не более сложной, чем игрушечный дом из «Lego». Я не сомневался, что пресловутое «общество», членом которого мне со временем предстояло стать, окажется не намного увлекательнее и ярче мира моего воображения. Так, незаметно для меня самого, наметился один из определяющих факторов моей жизни. Я боролся со всеми этими факторами всеми своими силами, я бунтовал, но от того все мои разнообразные фантазии с самого начала моего взросления обретали привкус отчаяния.
Предупреждаю! У меня врожденная страсть противоречить; вся моя жизнь была, есть и будет, только цепью противоречий сердца и рассудка.
….Parole-Parole-Parole…
(Слова-Слова-Слова…)
Именно тогда, в детстве, меня и осенило – надо стать паяцем.
Это была последняя попытка построить мост между собой и людьми и своей дурной семейкой. Но испытывая перед ней всеобъемлющий страх, я все- таки на окончательный разрыв не решился. Вот так и получилось, что шутовское кривлянье стало единственной связующей ниточкой между мною и миром. Гримаса улыбки не сходила с моего лица, в то время как душу терзало отчаяние. Шутовство стоило огромных усилий, я всегда находился на пределе моих сил и в любой момент мог сорваться.
Да, уж, с детских лет я совершенно не представлял, как живут мои родные, что их заботит, о чем они думают; и в то же время не мог примириться с их унылым существованием. Я так боялся стать похожим на них.
Ecoute – moi…
(Послушай)
Удивляет лишь то, что вся моя семья была ещё причудливей меня самого.
То отец кричал на меня, чтобы я не ставил локти на стол за обедом, а сам ставил.
То мать отчитывала меня за то, что я громко хлопал дверью, а сама хлопала еще громче. И так далее, я не буду всё перечислять. Воспоминания о детстве мне очень дороги и я не хочу омрачать их грустью. Если не учитывать то что свои школьные годы я не могу назвать, даже нормальными, из-за вечной травли, тогда я жаловался родителям, и слышал от них одно; – «Ты еще созреешь! Впереди тебя ждет еще много счастливых моментов, судьба в любой момент может все круто перевернуть»
У моих родителей, как и у всех людей, был свой «план жизни», действий, убеждений, принципов и так далее, но, как и у всех людей, этот «план» не работал.
В подростковом возрасте я перенёс скандальный развод моих родителей.
Поскольку моя мать страдала алкоголизмом, то по решению суда моей опекой занялся отец. Вскоре мои родители развелись и разъехались. Во всем они обвиняли друг друга: отец постоянно говорил, что это из-за моей матери он погубил свою блестящую карьеру штангиста, поскольку ему пришлось найти настоящую работу. А когда я встречал мать, она, в очередной раз погоняемая алкогольными демонами в крови, стучала по столу и говорила, что это отец довел ее до такого ничтожного состояния.
Они еще долго судились и таскали меня по очереди по судам и куда-то еще.
….Parole-Parole-Parole….
(Слова-Слова-Слова…)
Восемь лет я прожил с отцом, на протяжении которых он хорошенько взбадривал меня своими подзатыльниками, якобы за то, что я в чем-то провинился.
Я часто разговаривал с отцом, куда больше чем с матерью, он казался мне единственным человеком, с которым я мог бы поговорить. Я спрашивал его о личном, о детском. И как-то раз я спросил его; – «Папа, почему, я чувствую себя одиноким и некому не нужным?». На что он ответил; «Сынок, ты чувствуешь себя одиноким и некому ненужным, потому что так оно и есть. Но когда ты повзрослеешь, ты научился смеяться над всем этим». Почему-то я это хорошо запомнил. Как-то врезалось в память.
Как и любой нормальный отец – мой, пытался реализовать свой несбывшийся потенциал на своем сыне.