Стараться быть похожим на кого-то и быть кем-то – разные вещи.
Не знаю, можно ли было сказать, что я неудачница, но чувствовала я себя именно так. Будто постепенно теряешь надежду. Это было именно такое чувство, когда не верится в чудеса и ничего не хочется делать, а двигаться вперёд, кажется, уже бессмысленно. Думаешь, что ничего не изменить, а жизнь кажется пустой. У меня не было той поддержки, которая мне так была необходима, но была ли я сама в этом виновата?
Скрывая от всех правду и пытаясь сохранить всё в себе, боясь, что меня не поймут, я продолжала прятаться за занавесом, всё глубже и глубже утопая в своих размышлениях. Почему я всё время думаю, что мне давно пора на курс психотерапии? Я с детства умела играть разные роли или у меня что-то не так с головой? Сестра рассказывала, что в школе я посещала театральный кружок и играла на сцене, пока наш режиссёр не решила, что мы все бестолковые бездарности и совершенно не понимаем, что делаем, хотя на самом деле всё было совсем иначе. Она просто устала от нас, её вопли стали действовать нам на нервы, и мы все покинули этот дурацкий клуб, в котором нас уже перестали замечать. А я ведь хотела быть режиссёром, мне это казалось забавным, как я прочитала в какой-то своей заметке в одном из старых блокнотов, найденных в каком-то хламе на даче. Возможно, уже тогда я делала первые попытки что-то писать, но в действительности получилось это сделать лишь тогда, когда все эти попытки были забыты.
Быть режиссёром также, как и автором книг – это как заставлять своих героев делать так, как хочется тебе, направлять и вести их в правильном или не совсем, направлении. Но разве это не то, что я ненавижу больше всего в людях, окружающих меня? Противоположное притягивается? Наверное, именно это меня и завораживало, но тогда я была ещё слишком маленькая, чтобы понимать, что на самом деле представляет собой эта работа. Для меня это стало ясно лишь тогда, когда я написала первую в своей жизни пьесу. Честно говоря, я до сих пор считаю её лучшей, потому что она получилась вне времени. Мне всегда удавались работы на тему войны, что отразилось также в серии картин и набросков на эту тему. Не знаю почему, но мне было это близко, и даже несмотря на то, что я не знаю – что это такое, мне всегда казалось, что я могу прочувствовать за своих героев всё, что с ними могло бы произойти в моём воображаемом мире. Возможно потому, что эта война происходила глубоко в душе, внутри меня, где всё копилось, разрывалось и просилось выйти наружу, а воплощаясь на бумаге, пыталось мне что-то подсказать. Жаль, что после так и оставалось никем не прочитанным и не увиденным, поставленным на полочку в дальний угол.
Мы молча пили чай, по телевизору начался какой-то фильм.
– Ты знаешь,