– Лёлик! – кривлялась богачка, – в Лондоне на концерте «Бладхаунд Ганг» никакого разогрева не было! Поехали, а «Асторию», я есть хочу!
Старикашка Лёлик, целуя капризнице ушко, что-то горячо зашептал, шевеля усами. Лялька, уничтожив взглядом гнусную выскочку (ну за что вот таким вот – все!), завертела головой в поисках своего кумира, но… Пропустила! Группа исчезла со сцены через другую кулису, а микрофоном завладел некто в белой длинной робе и с абсолютно гладким, блестящим черепом.
ЗАКУЛИСЬЕ
Оглядевшись, Лялька заметила крошечный коридорчик в глубине закулисья, в котором, по-видимому, и скрылась группа, закончив выступление. Тихонечко, дабы не привлекать к себе внимание, Лялька проскользнула поближе к коридорчику и незаметненько юркнула внутрь. Коридорчик был чрезвычайно узенький, с неимоверно грязными, сплошь разрисованными граффити стенами. Проход внезапно обрывался еще более узкой и очень крутой винтовой лесенкой, ведущей куда-то вниз, вниз и вниз. Буквально скатившись с нее – не для шпилек-каблучков, о нет – Лялька оказалась в очередном заплеванном и прокуренном коридоришке, в который выходило штук шесть дверей, с надписями: «Гримерная». Почти все дверки были открыты настежь и оттуда раздавались звуки настраиваемых инструментов, разговоры и хохот.
Потихонечку, старясь не цокать металлическими каблучками, Лялька двинулась вперед, заглядывая в проемы дверей. Во всех комнатушках наблюдалось примерно одно и то же: ребята и девушки (те самые, буфетные граждане), одетые в странные мешковатые или, наоборот, сильно утягивающие кожаные одежды, курили, выпивали, хохотали, целовались, а некоторые – спали, уронив головы на стол.
Предмет поиска обнаружился в самом последнем, угловом помещении. И, конечно, не один. Правда, к счастью, никаких девчонок в пределах видимости не было, и Лялька застыла на пороге, став свидетельницей такой вот картины. На полу, посреди комнаты спал, мирно похрапывая, Малыш. На столике у окна виднелся «отчет о проделанной работе» – пустая литровка из-под водки «Охта», три пластиковых стаканчика и корка от апельсина, исполнившего, вероятно, роль закуски. Тут же маячила жестяная банка с горой окурков. Трое пареньков, стоявших над телом, деловито обсуждали возможность выноса его, с целью дальнейшего перемещения в пространстве.
– Черт бы драл Стасендру – умотала, и – хоть бы хрен! – возмущался паренек с фиолетовыми «дредами» и в полосатом балахоне с изображением большого разлапистого зеленого листа.
– Вот бабы! Всегда так – обиделась, мол, и все дела, а что обижаться-то? Концерт же – отметить надо! А что тут пить? – вторил ему высокий крепкий парень в ковбойской шляпе и кожаном жилете, надетом прямо на голое тело. – Кто думал, что малый так быстро рубанется?
– Так он еще до концерта убрался не по-детски! – вступил в разговор третий – абсолютно лысый, улыбчивый колобок. – Вот Стасюха и завелась – бесит он ее, когда пьяный ко всем девкам вяжется! – сообщил он, и заразительно хохоча.
– Хорош, Ушастик, ржать-то! – перебил его парень в шляпе. –