– Ах, вот вы о чем! – перевёл дух Наметкин. – Я понял! Всё как раз наоборот. Именно мои служебные обязанности запрещают нарушать уголовно-процессуальный кодекс и приступать к следствию, которое позже любым официальным учреждением в любое время и в любой стране может быть признано юридически ничтожным. Мне моя деловая репутация ещё дорога.
– Значит, речь всего-навсего о формальной процедуре?
– Так ведь вся юстиция, Иосиф Николаевич, состоит из формальных процедур.
– Слышал, как же: fiat justitia et pereat mundus. «Пусть рухнет мир, но восторжествует юстиция». То есть, правосудие. Справедливость, надо полагать.
– Кому нужна справедливость, если рухнет мир? – с грустью возразил Наметкин. – К тому же мне эта максима известна в несколько другом варианте: fiat justitia, ruat caelum. «Правосудие должно совершиться, даже если рухнут небеса». Луций Кальпурний Пизон, римский консул, 58-й год до Рождества Христова.
– Так-так-так… У нас с вами получается дискуссия, почти академическая. Такое и в застенках испанской инквизиции случалось, да…
Наметкин умоляюще сложил руки.
– Иосиф Николаевич, поверьте, о дискуссиях я не думал, когда говорил, что мне нужно постановление прокурора. И сейчас не думаю. У меня к вам огромная просьба… Можно?
– Разумеется. Для вас готов сделать всё.
Но Наметкин ничего не успел сказать.
Широко отворилась дверь. На пороге стоял сам генерал Гайда – без фуражки, прилизанный, верхние пуговицы кителя расстёгнуты. И улыбался он тоже по-домашнему, тепло, добродушно.
– Brate generál… – привстал капитан.
– Сидите, брат капитан, сидите. А вам, Алексей Павлович, доброго здоровья. Рад вас видеть у меня в гостях.
Наметкин секунду подержал широкую генеральскую ладонь – холодную, словно Гайду только что привезли из морга. И осторожно освободился.
– Вижу, господин судебный следователь, вы уже приступили.
– Вы имеете в виду?.. – искательно заглянул генералу в глаза Наметкин.
Гайда повёл рукой вокруг.
– Предполагаемое место преступления. И вы здесь. Значит, уже начали следствие.
– Но я уже пояснял коменданту Сабельникову… И капитану Зайчеку сейчас, – промямлил Наметкин. – Закон… Процессуальный кодекс… Мне нужно предписание… Постановление прокурора…
– Уже слышали о вашей, если говорить честно, глупой отговорке. Сильно напоминает большевицкий саботаж, – заявил капитан. – Но, товарищ Наметкин, предупреждаю! Прежде чем вы пожелаете объяснять нам ещё что-нибудь, предлагаю как следует подумать: а вдруг ваше объяснение нам не понравится? Может быть, вам будет удобнее принимать решение на этом седалище? – Зайчек кивнул в сторону пыточного кресла.
– Да-да, не стесняйтесь, Алексей Павлович, – подбодрил