«Не женщина – сон… Смотрел бы и смотрел… Интересно, как бы сейчас меня подковырнула Копилка, увидев мои распущенные павлиньи перья? – усмехнулся Исайчев и тут же успокоил себя, – не стала бы она меня ковырять, сама любовалась…»
Ближе к вечернему чаю Михаил не выдержал и всё же попросил попутчицу:
– Бемби, извините, я опять-таки не оригинален, но по закону сцены, если появилось ружьё, оно должно выстрелить, я позволю себе слегка перефразировать: если появилась гитара, значит…
– Спою тихонько, – Василиса осторожно вынула инструмент из кофра и бережно обтёрла его мягкой тряпочкой, из того же кофра. Не перебирая струн, сразу взяла аккорд. Запела глуховатым с трещинкой голосом, отвернувшись к заплаканному окну:
– Привет,
Ну, как ты? Всё дела? Опять дожди-и-и
Косыми лентами опутали аллеи.
Не прикрывай открытых окон, по-го-ди,
Смотри, как вечер тает без вина хмелея…2
Дверь в купе тихонько отъехала в сторону, и в образовавшейся щели показалась мужская голова, а секунду спустя ниже её женская. Михаил приложил указательный палец к губам и глазами указал нежданным гостям на место рядом с собой. Василиса не заметила новых слушателей :
– Пока…
Иди, уже… тебя, наверно, ждут…
Забавно тает тень от лампы… Зябко… Скучно…
Бормочет тихо мне бессонница: «Я тут,
Сегодня будем мы с тобою не-раз-луч-ны…»3
Она замолчала, обернулась. В проёме двери, подбоченившись, стояла проводница, и ещё несколько пассажиров, головы которых торчали из-под мышек и над плечами мощной сотрудницы Российских железных дорог. Проводница, не миндальничая, вошла, села рядом с Василисой:
– Ух, хорошо поёшь! Давай ещё, а я потом всех чаем напою. У меня хороший чай с мятой. Мяту сама выращиваю…
– Всем с мятой или только поющим? – поинтересовался белобрысый мужичок с весьма подвижным лицом. – Тот, что я пил час назад, был без мяты…
– Всех напою с мятой, – подмигнув, благосклонно молвила проводница.
Весь вечер пассажиры беззастенчиво эксплуатировали Василису. Она пела одна и со всеми вместе. Прерывалась только на чаепития,