Двигательный кормовой отсек вдруг отстыковался, прихватив с собой не доживший до распределения запас горючего, и тут же получил в открытые модульные разъемы из всех калибров бешено и бессмысленно закрутившихся в разные стороны орудийных палуб; в центральном сегменте, принявшем на себя основной удар (со стороны «Саутгемптон» напоминал изваянную кубистом гигантскую жабу, в двух местах перехваченную щетинившимися орудиями многоярусными кольцами), рвануло уж и совсем капитально, там бушевал пожар, а связь, напротив, угасла – на экранах дрыгались мутные полосы. Надо было срочно отсоединять головной отсек от этого чреватого неприятностями огненного сумбура, уходить прочь, все равно помогать там уже некому, но проход (который вел, кстати сказать, и к спасательным капсулам) переклинило, нечего даже и соваться, а управление стыковочными узлами вышло из-под контроля.
Головному отсеку с Центральным постом, откуда генерал Кромвель – еще недавно опальный фаворит диктатора, ныне снова в милости, еще нет сорока, худ, как жердь, сед, как лунь, восходящая звезда Генерального штаба и лучший пилот современности – наблюдал за ходом учений, тоже досталось. Прошило по диагонали, пятерых офицеров во главе с командиром испарило на месте, но тут аварийные системы не подвели, экспресс-регенерация сработала, оболочки затянуло, зарастило, и в итоге капитан-командор учебных маневров оказался первым пилотом разрубленной, с проплавленной вмятиной в голове крейсерской жабы, а его друг и коллега, штурман Иво Шенкенберг – вторым пилотом. Кромвель, зная своему штурману цену и предчувствуя скорую войну с сюрпризами в ней, буквально зубами тащил его за собой по служебной лестнице. Да, еще лейтенант Мазетти – за прошедшие полтора суток учений он сумел осточертеть Кромвелю до несказанной степени – отвратительный мальчишка сумел уцелеть в каком-то миллиметре от пробившего рубку слепящего столба.
Наконец Шенкенбергу, неистово молотившему по клавиатуре и сенсорным экранам волосатыми пальцами, что-то удалось. С электронным воплем и чисто вагонным толчком крейсер разделился еще раз. Синий, с белыми размывами горизонт ухнул вниз, открывая мрак с планетами и светилами, а слева такая же черная громада центрального трюма с двойными рядами светлячков, перечеркнутых дымами, неторопливо ушла вниз; следом, величественно переворачиваясь