Церковные процедуры уже закончены. Священник прочел молитву. Все, собравшиеся по очереди вставали со своих мест и подходили к стоящему посреди гробу.
В глаза бросился отец Ли. Будучи сдержанным, по крайней мере так казалось на первый взгляд – его лицо исказила гримаса побитого ребёнка. Но нет, даже камень крошится под натиском воды – он беззвучно заплакал. То и дело всхлипывая, и молотя руками воздух. В немой доброте, к нему наклонилась женщина в черном, которая подошла так же резко, как и секунды спустя, с выражением скорби в глазах, сопроводила старика обратно и посадила в кресло.
Собрав волю в кулак, я встал с сидения. Пригладил фланелевый пиджак и направился к гробу. Я знал, что увижу, когда подойду, поэтому не хотелось смотреть внутрь. Но страх, словно поднявшийся из средневековой ямы, невидимой рукой толкнул вперёд. И я посмотрел.
Было больно видеть её такой красивой, когда она мертва. Разовые от грима щёки и закрытые глаза, как будто спит спокойным и умиротворённым сном. Профессионалы хорошенько постарались над телом. Как и гроб, отделанный из бумажного шпона Ли, была по истине прекрасна. Я бы мог смотреть часами, днями и ночами, но не думаю, что от меня именно этого ждут собравшиеся скорбящие.
Я медленно повернулся лицом к сидящим напротив родственникам и спокойным тоном сказал то, что нужно было услышать каждому:
– Все мы здесь собрались сегодня… – было тяжело выразить то, что действительно необходимо, а не то, что чувствую на самом деле. – И каждый из присутствующих ощущает бремя потери и утраты…
– То во что верить есть смысл…
– Именно наша вера, наша способность к состраданию делает нас теми, кем Ли, была для каждого из нас…
– Для меня Ли была и остаётся светом, который всегда со мной…
– И пусть её нет снами сейчас физически, ей удалось заставить меня помнить её такой, какой она была. Незаурядной, умной и энергичной. Она не оставалась в стороне, когда требовалась помощь. Её личность была весома и значима, как и её стремления, мнение и поддержка… – я осёкся. Почувствовал, как глаза стали влажными, а щёки запылали огнём. Вытаскивая платок из кармана брюк, я вытер слезу с лица. А после, наверное, прошла целая вечность, когда продолжил:
– Пусть… – я не смог продолжить дальше. Извинившись, направился к выходу…
Четыре года спустя
Почти осушил бутылку «Clos des Papes1», которую припасал на особый случай. Случай был именно таким. После увольнения с работы чувствую отчаяние и одновременно свободу.
– К черту всё, – допивая бокал, заключил я.
Комната гостиной была